Сергей Белошников: Палач

— Что случилось? — так и спросил я.

— Мне нужно… Мне нужна твоя помощь.

— Так что случилось? — я повысил голос. У меня было такое ощущение, что она теряет сознание. — Где ты?

— Я… Я на площади Толстого. Я не могу больше говорить… Приезжай.

Я услышал гудки отбоя. Положил трубку, глубоко вздохнул, медленно сосчитал про себя до десяти. Прошел на кухню и сказал как можно спокойней, глядя на жену:

— Я должен ехать. Встреча. Ты знаешь, с кем. Я приеду — и тогда ты скажешь мне все, что ты об этом сейчас думаешь. Я буду готов тебя выслушать. Но только, пожалуйста, не сейчас — слишком неподходящий момент.

И самое удивительное, что она, посмотрев на меня своими широко расставленными глазами, беззлобно и мягко сказала, кивнув головой:

— Конечно, дорогой. Поезжай, коли надо.

Знакомый желтый плащ я заметил из окна машины, едва завернув на площадь. Она подпирала, словно столбик, серую облупившуюся стену старого дома, обеими руками зажимая воротник плаща на горле. Площадь была по воскресному почти безлюдна; так, одинокие прохожие — то ли слишком ранние, то ли слишком запоздавшие, спешащие под зонтиками по своим утренним делам.

Я затормозил и приткнулся к тротуару прямо возле нее, но она даже не повела головой. Все так же стояла, незряче глядя куда-то вдаль — сквозь меня, сквозь дома, дождь и людей. Я выскочил из машины и в два прыжка оказался возле нее. Схватил ее за плечи. Она вся дрожала, не обращая ни малейшего внимания на мое присутствие. Кажется, она вообще не понимала, что кто-то дотрагивается до нее.

— Это я, Оля, — сказал я, слегка ее встряхивая. — Ты меня слышишь? Что случилось, Оля?!

Она медленно подняла на меня круглые, неподвижные, абсолютно безумные глаза. Рот у нее был чуть приоткрыт, губы подергивались и я отчетливо расслышал мелкую дробь, которую выбивали ее зубы. Вдобавок она так вцепилась пальцами в воротник плаща, что костяшки побелели и сами пальцы тоже тряслись. Было полное впечатление, что она спятила, я никогда в жизни ее такой не видел. От ее вида самому можно было рехнуться, и я почувствовал, как первобытный страх волной пробежал у меня по спине.

— Что случилось, Оля? — Я снова встряхнул ее, уже сильнее. — Говори же! Что-то случилось? — Я повысил голос. — Что? Почему ты молчишь?

В глубине ее глаз медленно проявилось понимание того, что перед ней кто-то стоит. Потом я увидел — до нее дошло, что это я. Губы ее беззвучно шевельнулись.

— Что? — я наклонился к ней. — Я слушаю тебя!..

— Увези меня…скорей… — скорее не услышал, а прочитал я по движению ее губ.

Лицо ее побелело и она стала обмякать, валиться на меня своим долгим телом, ломаясь, словно марионетка, у которой одним движением ножниц пьяный злобный кукловод перерезали все нити. Я едва успел ее подхватить, как она потеряла сознание. Конечно же сначала я растерялся, — а кто не растерялся бы на моем месте, — но тут же у меня мгновенно сработал профессиональный рефлекс. Я опустился вместе с ней на колени прямо на потрескавшийся мокрый асфальт тротуара, уложил к себе на одно колено и опустил вниз ее голову, чтобы кровь прилила к мозгу. Я прислонился к ее груди, прислушался — сердце работало редко, но ритмично. Это был обморок, но какой-то странный. Да и выглядела она очень и очень странно. Плохо она выглядела. Я не знал, что и думать, все мои знания по этой части составляли клочки давно забытых институтских курсов. В конце концов я хирург, а не врач «скорой помощи». Я мельком подумал, что может быть, она отравилась — это ведь совсем несложно в наше дивное время. Потом в голову пришла мысль, что она может быть беременна. От этой мысли мне стало еще муторней. Я похлопал ее по щекам. Но она не двигалась. Мой взгляд скользнул вниз и замер.

Плащ у нее при падении чуть задрался и ясно увидел засохшие пятна крови и царапины под колготками у нее на бедрах. И еще там были синяки — словно следы чьих-то пальцев.

— Молодой человек, что это вы девушку бьете? — раздался за моей спиной скрипучий женский голос.

Я обернулся. За эти недолгие мгновения возле нас успела материализоваться из сырого воздуха небольшая толпа — человек пять случайных прохожих — какие-то серые тетки с беременными сумками и пара стариков под грибами зонтиков — и чего им дома не сидится в такую погоду? Они уставились на меня и Ольгу оловянными глазами, на их тупых лицах читалось животное любопытство и явное предвкушение скандала.

— Я врач. Это моя жена, она потеряла сознание. Отойдите, не мешайте мне! — злобно рявкнул я, снова поворачиваясь к Ольге.