Старик как-то печально посмотрел на меня:
— Если вы не обретете мира в душе, то с вами произойдет то, что произошло со мной… Я не смирился, я не возжелал мира в своей душе и тогда они… Они убили меня.
Я почувствовала, как по моему затылку пробежал холодок.
— Кто — они? — спросила я, помолчав.
— Машины. Настоящие, не мыслящие. Машины, поклоняющиеся злу. Они подстерегли меня, схватили и вынули из меня душу. Они взяли ее, раскаленную перенесенными мучениями и спрятали от меня, я даже знаю, куда они ее спрятали, но не в силах человеческих, смертных ее освободить… А я остался никем. Без души, без желаний, без будущего, настоящего и прошлого…
Собачонка вдруг взвизгнула, вскочила. Завертелась на месте вьюном и снова успокоилась, плюхнулась на галоши старика так же внезапно, как сорвалась с места. Я почти с ужасом смотрела на старика. А он горько усмехнулся, глядя мне в глаза.
— Вы не верите мне, — сказал старик. — Да-да, не возражайте. Я вижу, что вы мне не верите… Ну, что ж…
Он потянул с головы тюбетейку. Склонился ко мне, сказав негромко и задумчиво:
— Убедитесь сами, мой юный печальный друг…
Розоватую лысину старика пересекал громадный Т-образный шрам: бугорчатый, неровный, синевато-белый. Я смотрела на шрам и не могла оторвать от него глаз. Старик, не надевая тюбетейки, поднял голову и впился в меня взглядом.
— Теперь вы мне верите? — свистящим шепотом спросил он. — И вас ждет то же самое, если вы не смиритесь. Они ведь постоянно наблюдают за вами, они не спускают с вас глаз, чтобы только в подходящий момент схватить вас и сделать то, что они сделали со мной. Они — повсюду! Они вокруг нас! Они — в каждом из нас!.. А если вы попробуете воспрепятствовать им, восстать, то ваше же сила обернется против вас! И вы погибнете от собственной руки!..
Голос старика возвысился до пронзительной звенящей ноты. Глаза вспыхнули неистовым огнем, мне казалось, что они пронизывают меня, прожигают огненно-синим пламенем. Он придвигался ко мне все ближе и ближе, постепенно вздевая вверх правую руку с зажатой в ней тростью.
Я вскочила и не спуская с него глаз, боком начала отступать от скамейки.
— А-аа! — вдруг завопил старик. — Я все понял!
Он тоже вскочил и взметнул над головой свою трость. Собачонка утробно завыла, задирая к тусклому серому небу бородатую мокрую морду.
— Вы — одна из тех, кто обокрал меня! — шипел старик, мелкими шажками наступая на меня. — Да-а!.. Я узнал тебя, хоть ты и попыталась скрыть свою личину! Я узнал! Я даже знаю, как тебя зовут, машина!..
Я почувствовала — еще секунда и у меня начнут рваться нервы. И я, не выдержав, вжала голову в плечи и трусливо бросилась бежать по дорожке прочь от этого сумасшедшего ублюдка, но крик его догнал меня и ввинтился в уши:
— Тебя, машина, зовут Ольга! О-ольга-а-а!..
Я бежала.
Мимо меня летели стволы деревьев, мертвые осенние лужайки, мертвые скамейки и умирающие кусты.
— Ольга-а-а! — било мне в уши и подгоняло завыванье старика, перемежающееся кашляющим смехом. — Ольга-а-а!..
* * *
Матово горели лампочки в ванной комнате моей тихой и уютной квартиры.
Я смотрела на свое перепуганное отражение — мокрое лицо, выпученные глаза, приоткрытый, как у слабоумной, рот. Включила воду и машинально начала смывать размазанные следы туши со щеки. Я все еще никак не могла придти в себя после этого фантасмагорического разговора со стариком в осеннем тумане Каменного острова. Я все пыталась найти этому разумное объяснение — и не могла.
Умом-то я понимала, что в нашей идиотской жизни никто не застрахован от встречи с обычным городским сумасшедшим — мало ли их бродит днем и ночью по улицам и переулкам, или сидит дома, бредя вслух или про себя и считая весь этот мир враждебно ополчившимся на них. Ведь этот седобородый старик с изуродованным теменем и был именно таким, — мне это было понятно, как дважды два четыре. Но все это я понимала умом, так же, как всю — пусть даже столь маловероятную, — чистую случайность совпадения моего имени с тем именем, что возникло в его затуманенных паранойей остатках разума. И которое он с такой злобой орал мне вслед.
Но я ничего не могла с собой поделать — мне было страшно и я до сих пор не могла опомниться.
— Ольга, — сказала я негромко. — Ну, что ты, Ольга… Надо собраться, милая…
Я закрыла воду. Вытерла лицо жестким свежим полотенцем. Запахнула полы халата и пошла на кухню делать себе бутерброды, по дороге закинув в рот таблетку сонапакса.
Читать дальше