Сергей Белошников - Палач

— Я хочу, чтобы ты меня внимательно выслушала. На правах… Ну, скажем так — на правах старого знакомого.

— Я готова.

— И сделала так, как я тебя попрошу.

— В смысле? — не поняла я его и налила себе снова. — Коньяка хочешь?

— Я за рулем.

— Ох, я забыла. Так что я должна сделать?

Он помолчал.

— Я хочу сказать… То, что произошло…

— А я не хочу об этом говорить, — перебила я его.

— Надо, Оля.

— Нет — и все.

Он не обратил внимания на мой ответ.

— Тебя вызовут в милицию, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — И ты должна все рассказать. Во всех подробностях, к сожалению. И сама написать заявление. И они сядут. Это однозначно, я уже все выяснил. Я хочу…

— А я не хочу, чтобы ты лез в мои дела, — резко ответила я. — Даже, предположим, из самых благородных побуждений. Я же в твои никогда не вмешивалась, когда мы были вместе? Ты меня слышишь?

Он отвел глаза и уставился на включенное бра. Оно освещало его худощавое лицо, нос с горбинкой и плотно сжатые тонкие губы.

— Я не лезу. В твои дела, — сказал он раздельно. — Но я считаю, что справедливость должна восторжествовать. И подонки должны сидеть в тюрьме, а не разгуливать по улицам. Все должно встать на свои места.

Я, не глядя на него, снова налила и быстро выпила.

— Ты бы хоть бутерброд съела, что ли, — сказал он. — Развезет ведь тебя.

— Знаешь, почему я тогда от тебя ушла? — пробормотала я, вертя в пальцах тонкую ножку рюмки.

Он исподлобья посмотрел на меня.

— Почему же?

— Потому что ты жил исключительно по правилам, — сказала я. — Ты всегда безукоснительно подчинялся им. Хотя правила эти не всегда были для тебя хороши и устанавливали их другие люди. Потом эти правила менялись и ты тут же тоже менялся согласно этим, новым правилам. И ты, Сережа, к сожалению всегда был слишком правильным для меня, непутевой и не правильной женщины.

Он загасил сигарету, раздраженно смяв фильтр в пепельнице в комок.

Я усмехнулась:

— И еще меня всегда раздражала твоя привычка вот так изничтожать в пепельнице фильтры от докуренных сигарет. По-моему, это первый признак неврастении.

— Могла бы мне сказать об этом и раньше, — пробурчал он обиженно.

Как мальчишка, ей-Богу. Я налила себе еще коньяка. Хлопнула рюмку, взяла бутерброд и стала жевать, не чувствуя вкуса ни ветчины, ни хлеба.

— Ну, так как же, Оля?

— Закрыли тему, Сережа, — сказала я. — Закрыли.

Он насупился, вытащил из кармана жилета четыре упаковки каких-то таблеток.

— Я ничего не буду принимать, — сказала я, опережая его слова.

— Я врач, Оля.

— Ты не врач. Ты хирург. Пусть даже очень хороший, — с этим я согласна. Но в колесах ты, парень, ни хрена не просекаешь, — хихикнула я.

Коньяк уже во всю действовал. Еще бы — на голодный-то желудок столько выхлестать.

— Что? — изумленно спросил он. — Что ты говоришь?

— Никогда таких слов не слышал? Так наша огневая молодежь изъясняется — «в колесах». Это означает — в таблетках, — пояснила я. — Ты не разбираешься в таблетках.

— Это Женя мне дала.

— Ты что, все ей рассказал?!

— Что ты, о чем ты говоришь, Оля? — даже чуть-чуть испугался он.

— Все равно не буду, — упрямо сказала я.

— Будешь, — неожиданно жестко сказал он. — Вот эти, сонапакс, — три раза в день по одной таблетке. А эти — на ночь. Одну таблетку. В крайнем случае две. Но не больше. Тебе будет лучше. Но только ни в коем случае, — он покосился на бутылку, — их нельзя принимать вместе со спиртным.

— Ну, спасибо, барин, научили. — Я привстала и поклонилась ему. — Премного вам благодарны, барин. Позвольте вас в плечико поцеловать, барин?

Он как-то странно посмотрел на меня. Но ничего не сказал.

— Я хочу побыть одна, — сказала я.

Он помялся и пробомотал, снова глядя мимо меня:

— Я могу спать в кабинете, на диване.

— Спасибо, Сережа. Но не надо лишних жертв. Мы не на войне, милый…

Я дотронулась до тонкого обручального кольца на безымянном пальце его правой руки.

— Подумай о своей жене, — криво усмехнулась я. — Кстати, я опять запамятовала, как ее зовут. Помню только, что какое-то пейзанское имя. Аграфена, что ли? А?..

— Глафира, — мрачно буркнул он.

— Во-во. Глафира-Кефира. Йогуртовна.

Он поднялся и пошел в прихожую, на ходу вылезая из фартука. Широкоплечий, высокий мужчина, который когда-то очень хотел, чтобы я стала его женой. А сейчас, по-моему, хочет еще больше. Или это коньячок подсказывал мне такие мысли?..

Я, не поднимаясь с места, смотрела из кухни, как он одевается в прихожей.