Николай Наседкин - Осада. Повести и рассказы

Распалился тут полномочный человек, разгневался сызнова и вопрошает сурово:

«А какойный из начальников в городе этом самый из самых заевшихся?»

А народ ему на то ответствует:

«Так наш новый самый главный партейный секретарь, недавно ещё бывший председателем горисполкома. Он и председателем был никудышным, на народ поплёвывал, а как сделали его партейным начальником, так и вовсе до последнего предела зачванился. Это ж подумать надо – он с чего новую должность начал? Взял да и сменил свои хоромы председательские на квартиру ещё более буржуйскую, агромадную, хотя семью имеет никчёмную, всего-то их три человека. И всё это, – народ возмущается, – в открытую делается, без зазрения совести и без боязни людского суда…»

Кошмар! Буквально – кошмар! Я чуть ли не подскакиваю на диване, сажусь, свесив босые ступни на прохладный пол. Вон откуда эти сказочки. Ведь это мы с женой как-то на днях, за вечерним чаем на кухне, повозмущались, что прежний председатель нашего горисполкома Н. только лишь пролез в первые секретари горкома, так тут же поменял квартиру. Надо сказать честно, мы с Зиной здорово распалились. Я помню, Зина даже употребляла в адрес Н. словечки «сволочь», «свинья зажравшаяся», «буржуй с партбилетом». Ещё бы, прозябаем по коммуналкам уже который год, невольно терпение лопнет…

Но, чёр-р-рт побери! Вот бабуся так бабуся, дышло ей в бок! Послушает, послушает да сказочки складывает. Надо же, сатирик какой, эта Алёна Дмитриевна. Прямо Салтыков-Щедрин в платочке!..

Я пару раз нарочито кашляю и индифферентным голосом зову:

– Димыч?

Сын пришлёпывает, недовольно «чёкает», всем видом показывая, что ему некогда, его ждут, у него там страшно интересные дела.

– Димыч, – говорю как можно жизнерадостнее я, – вот что, пока ещё «Детский мир» не закрыли, поехали-ка, старик, покупать тебе компьютерный тир – тот самый…

– Ура-а-а!..

Вечером мы с Зиной посоветовались и решили Алёне Дмитриевне пока ничего не говорить. Зина вообще никакого криминала в случившемся не увидела, да и если что-то говорить соседке, о чём-то просить её, то – о чём? Не рассказывать нашему сыну сказки? Смешно.

Но через пару дней произошло вот что. Я возвращался из института домой, проходил мимо нашей дворовой детской площадки, скрытой кустами, и услышал Димкин голос.

– Да ты знаешь, – тонюсенько кричал он кому-то в запальчивости спора, – да ты знаешь, кто мой папа? Не знаешь? Он – пол-но-моч-ный че-ло-век! Понял? Мой папа, если хочешь знать, может застрелить и тебя, и твоего папку, и любого самого-самого толстого начальника. Он враз порядок наведёт! Вот! Съел?..

Съел и сел на подвернувшуюся скамью я.

Выбрав подходящий момент, когда мы остались в квартире вдвоём, я подловил соседку на кухне.

– Алёна Дмитриевна, – перед этим в комнате я минут десять ставил голос, и теперь он звучал довольно жёстко, – прошу простить меня за странность просьбы, но мне чрезвычайно было бы приятно, если бы вы согласились не обременять себя рассказыванием ваших сказок моему отпрыску. Он… э-э-э… не совсем правильно их может воспринять, понимаете? И вообще ни к чему ребёнку слушать подобные, тяжёлые и мрачные для детской психики ваши сочинения …

Алёна Дмитриевна, сидя на табуреточке, всё расправляла и гладила на коленях пергаментными руками выцветший клетчатый фартук, потом глянула на меня, как мне показалось, с усмешкой, с обидной какой-то снисходительной улыбкой и кротко сказала:

– Нельзя так нельзя – воля ваша, голубчик. Против воли родительской пойти не могу. Только ведь я эти сказочки про жизнь не расскажу мальчонке – сама жизнь расскажет. Жизни-то, ей не запретишь рассказывать саму себя… Так-то!

Через месяц нам, слава Богу, дали квартиру. А недавно я узнал, что объявлена большая амнистия. Дочь Алёны Дмитриевны наверняка выходит на свободу. Может быть, теперь наша бывшая соседка станет жизнерадостней, добрее? Чего без толку злиться-то? Ведь если начать изводиться, к примеру, из-за того, что семья секретаря горкома Н. живёт втроём на шестидесяти метрах и в центре, а моя семья – на двадцати четырёх и у чёрта на куличках, то можно совсем известись и раньше времени загнуться. Что толку-то? Злись не злись…

А всё же, надо признать, сочиняла Алёна Дмитриевна складно. Этого у неё не отнимешь. Надо же так придумать – полномочный человек !..

Кривить душой не буду: сердце у меня ёкнуло.