Инна Тронина - Четвёртая четверть

Озирский встал, налил в стакан воды из-под крана и залпом выпил. Я хотел сделать то же самое, но мать погрозила пальцем. Я решил ей нервы не напрягать. Ещё неизвестно, что с сердцем у неё ночью будет.

— Действительно, войти в положение может только наш человек. А не тот, кто живёт в замке на острове. Нашу страну Селья-Пилар не любила и боялась, — продолжал Андрей. — Во время пожара в гостинице «Россия» погибли её кузина с другом. И она ждала новой беды от русских. Фрэнс вырывалась ко мне только после истерик и скандалов. И вот, пожалуйста. Материнское сердце — вещун. Не уберёг… Селья-Пилар поклялась на Библии, что её внуки никогда не увидят этого земного ада. По крайней мере, до тех пор, пока она жива. И я не должен даже вспоминать о своих детях, пока не получу извещение о кончине бывшей тёщи. Между прочим, похожее условие поставила моя мать моему отцу. И тот свято выполнял данный обет. Но ничего, мы успели и познакомиться, и подружиться…

— Значит, она запретила тебе сопровождать тело? — догадался я.

— Не то чтобы запретила, но высказала подобные пожелания. Всё, что мне удалось, — положить в гроб свою фотографию, накрыть его французским флагом. Так поступают с гробами военнослужащих, погибших в бою. Я считаю, что Франсуаза де Боньер достойна такой чести. Она неоднократно бывала под огнём, исполняя свой журналистский долг. Один раз была ранена в ногу. И тем ужаснее, что погибла она из-за разгильдяйства официальных лиц разного уровня, но одинаково ленивых, глупых и подлых. Я потерял не только жену и мать своих детей. Я лишился подруги, соратницы, сотрудницы. Она много помогала мне при расследованиях, спасала жизнь, поддерживала морально. И, самое главное, некому отомстить за неё. Против режима, против государства мы с тобой бессильны, Божок…

— А я думал, что ты хочешь дать мне задания из-за Франсуазы…

Блин, теперь уж я совсем ничего не понимаю. Думал помочь Озирскому рассчитаться за жену. А, получается, ничего такого делать не нужно.

— Тогда из-за кого? Скажешь?

— За тем и пришёл.

Озирский поднялся из-за стола, погладил себя по животу, приобнял меня за плечи.

— Татьяна, уж извини, но мне о деле нужно с Русланычем покуликать*. А потом я поеду на Пресню ночевать.

— А почему у нас не останешься?

Мать повязала фартук. Она шевелилась лениво, то и дело зевала. Надо бы ей помочь, но дело — прежде всего. Горло уже меньше болит. Наверное, водка помогла. Мать, вижу, мучается, но терпит. Я — мужик, не раз доказал это. Без меня быть ей лимитой в Москве, или квартиру Олега разменивать, или углы снимать.

А так у нас — трёхкомнатный флэт* на улице Академика Варги в Тёплом Стане. Дом улучшенной планировки. Больше тысячи баксов за квадрат. И мебелишка импортная, европейский дизайн. И всё это добро я получил, работая на «крутых». У них так — «пацан сказал, пацан сделал». Обещали мне квартиру, и предоставили.

— Андрюшенька, поздно уже, — напомнила мать.

— Ничего, не барышня.

Озирский подтолкнул меня к двери. Мать включила воду, потом — приёмник. «Ах, какой был мужчина — настоящий полковник!» — запела Алла Пугачёва.

— Липка там одна, с Андрейкой. А я как раз в Москве, так что нужно возвращаться. У меня, Татьяна, страх какой-то появился. Мне кажется теперь, что с каждым может случиться трагедия. Ведь когда я уезжал в Пушной, думал только о деле. Через того мента-убийцу мы вышли на «ломщиков» у пунктов обмена валюты. Мужика и убили не по пьянке, а потому, что он «ломщиков» сдать хотел. А потом новая история. Один из задержанных пожаловался, что его били при задержании. И описал меня. А я и пальцем никого не тронул. Правда, удалось выскочить. Вмешалось районное начальство. Эти «ломщики» всех уже задолбали. Короче, день выдался не скучный, даже интересный. И я совсем забыл, что Фрэнс сказала на прощание…

— А что? — шмыгнула носом мать.

— Она сказала: «Андре, мне приснился ужасный сон. Будто у меня выбиты зубы, и весь рот в крови… Как я была счастлива, когда проснулась!» А я не обратил внимания. Только попросил быть аккуратнее с машиной. Вспомнил эти слова только потом. Тёща заявила, что это — вещий сон. И что он означает именно смерть! И я не должен был никуда отпускать жену. Итак, я всё же виноват. С Сельей я во всём согласился. Пошёл на мыслимые и немыслимые уступки. Но взамен попросил тоже исчезнуть с моего горизонта и не трепать всуе моё имя. В России можно нелепо погибнуть, впервые прибыв на экскурсию. Она согласилась. Вот и всё, собственно, что я могу сказать о Франсуазе. Хорошо, что она приехала без детей. При последнем свидании с Юлеком и Манькой я не предполагал, что больше никогда их не увижу. По крайней мере, до совершеннолетия. Селье сейчас пятьдесят четыре. Она может прожить ещё долго. Вполне возможно, что я перекинусь раньше…