Через три дня после прогулки по ночной набережной Климов заглянул сюда. Было поздно, но в этот дом приходить позволялось, когда угодно. Он позвонил условным звонком: три коротких, два длинных, и ему открыли. Народу было сегодня много и все люди, с которыми Климов здесь не раз встречался. Все шло как обычно: пили вино, играли в карты. Ладыга увивался вокруг красивой, но несколько громоздкой дамы. Усики у него топорщились, и этим он как бы восполнял недостаток собственного роста. Ладыга был в ажиотаже. Ему казалось, что он блестящий, умный собеседник и находится в роскошной приемной Санкт-Петербурга, где все им восхищены и где он совершенно свой человек.
Только через полчаса Климову удалось вызвать его в переднюю.
У посетителей квартиры случалась порою нужда поговорить наедине. Для этого была отведена передняя. Там стояли два кресла, столик, пепельница. Мешать разговаривающим было не принято. Ладыга и Климов уселись, закурили.
— Ездил сегодня в Бабино, — заговорил негромко Климов, — Чудаки все-таки там живут! По-прежнему на собрания ходят, курсы какие-то открыли. Они там думают, что я на Путиловском работаю. Пришел к одному, Вася такой. Ну, сказал, что, мол, хочу жениться, попросил двадцать рублей на неделю. Не дал. Нет, говорит, денег, но завтра в двенадцать получка… Теперь так. Встречаемся завтра на перроне, часов в девять. Думаю, что деньги повезут десятичасовым.
Ладыга сидел, забросив ногу на ногу, откинув голову, и пытался выпустить изо рта хотя бы одно-единственное колечко дыма. Хотел научиться делать это не хуже Климова.
— Договорились? — спросил Климов.
Ладыга молча кивнул. Оба поднялись и не спеша прошли в гостиную. Посидев немного с дамами, Климов решил поиграть в карты.
В игорной комнате стояли два ломберных стола. За одним сидели винтеры, люди все пожилые, серьезные, молчаливые. Перед ними лежали щеточки и мелки: игра строилась на расчете и опыте. За вторым столом играли в покер — игру азартную, дерзкую, основанную на обмане, который входит в ее правила и культурно называется блеф. Когда Климов вошел в комнату, жизнерадостный молодой человек, которого все здесь звали Петенькой, вел торговлю с солидным ответственным работником Окуджавой. Два других партнера, владельцы галантерейного магазина братья Чикины, играли вяло и все время пасовали. Вероятно, они уже проиграли Окуджаве, сколько считали нужным. Сразу уходить было неудобно, а проигрывать больше не хотели. Настоящая цена была уплачена, а дороже Окуджава не стоил. Что до Петеньки, то он появлялся здесь, когда ему удавалось вытянуть у отца, зубного протезиста, имевшего дело с золотом, приличную сумму. Тогда он врывался, возбужденный и радостный, заказывал вина и садился играть. Так как глуп он был непроходимо, партнеры поумней быстро обыгрывали его, и Петенька часа через два уходил с видом щенка, которого неизвестно за что побили.
И на этот раз Петеньку обчистили дочиста. Он встал, огорченный, пробормотал, что ему пора уходить, и исчез.
— Будете играть? — спросил Окуджава.
— Можно, — сказал Климов и занял свободное место.
Климов сегодня был взвинчен. Завтра им с Ладыгой предстояло ограбить кассира, везущего зарплату в Бабино. Проделать всю операцию нужно было днем, в вагоне, полном пассажиров. Климов считал, что шансы на успех почти верные: на их стороне внезапность и быстрота. И все-таки он нервничал. Только игра, казалось ему, может ускорить томительный ход времени.
Окуджава же думал о том, что сегодня у него необыкновенно удачный день. Ну, братья галантерейщики проиграли сознательно, это он понимал. А вот уж Петеньку просто судьба подкинула. За вечер Окуджава выиграл много. Но как все азартные игроки, он верил во множество примет, в том числе и в то, что до конца игры подсчитывать выигрыш не к добру. И еще верил он, что бывают счастливые и несчастливые дни. Сегодня у него счастливый день. Такой день нельзя упускать. «Сейчас обыграю этого Климова, — думал он, — а уж тогда подсчитаю».
Окуджава недавно еще занимал пост в областном суде. Он вступил в партию года три назад, и так как имел юридическое образование, а юристами партия была небогата, то быстро выдвинулся. Речи он произносил хорошо и бить себя кулаком в грудь умел. Брал он взятки или не брал никто не знал, но, во всяком случае, несколько дел решено было неправильно. Решения эти в Верховном суде отменили, на Окуджаву стали коситься. Начальству показалось подозрительным, что все эти дела решены были в пользу частных торговцев.
Читать дальше