– Бывают такие девчонки. Ходят только в брюках, стригутся под мальчишек. Но ты ведь очень женственная. Мне показалась такой слабой, беззащитной…
– На лестнице-то? Любой станет слабым, если умирает. А вообще-то я недавно волосы отрастила. Из джинсов не вылезала буквально до последнего времени. Все эти модельные туфли, наряды от кутюр, драгоценности и аксессуары просто ненавижу. А приходится носить – уже не отвертишься. Положение обязывает. Вот в детстве мама гуляла со мной, и все расточали комплименты её чудесному сынульке. Тебе смешно? Глупости говорю? Прости, заболталась. Что-то обабилась в последнее время. Больше не буду.
– А ведь тогда, на лестнице, ты была не в джинсах, а в юбке с кожанкой, и в кроссовках. Я автоматически всё запоминаю, как будто фотографирую. Сразу начинаю изучать место происшествия – даже когда не нужно.
– Я из гостей ехала. Кроссовки надела для того, чтобы увереннее вести машину. Боялась по дороге врезаться во что-нибудь – так руки дрожали. Наконец, добралась, выдохнула. И никак не думала, что меня поджидают почти у самой двери. Самое главное, никаких угроз, ничего. Кто и за что на меня напал, папа даже предположить не берётся. А уж мама – тем более в недоумении. Туфли, замшевые, со стразами, я оставила в машине. Решила потом забрать. Сняла их ещё в Раздорах*, бросила на заднее сидение. Да и забыла, если честно…
– Значит, в Раздоры ездила? Впрочем, ты ведь элитарная девочка, и удивляться тут нечему. Конечно, я выгляжу полным олухом. Всего-навсего подполковник, а полез со своими чувствами. Тебе, наверное, уже генерала нашли.
– Всеволод, ты меня не провоцируй! Я инвалид, понимаешь? Я умереть запросто могу. Скончаюсь, а твоего лица, твоих глаз не увижу. Ты можешь наклониться надо мной? Ага, вот так. Там, на лестнице, темновато было, да и я без сознания лежала. Чувствовала, что кто-то тормошит меня, потом несёт куда-то. А потом вообще что-либо понимать перестала. Удивительные глаза у тебя… Совершенно чёрные, даже не тёмно-карие. Зрачков не видно. Ты такой интересный, правда… Купол болит, слова трудно подбирать. Но я попробую…
– Я на своём веку слышал много разного. Не буду сейчас утомлять тебя. Скорее всего, я не похож на других, верно? Одни считают это недостатком, другие – достоинством.
– А я люблю необычных, нестандартных людей. С ними никогда не скучно. Вот смотрю на тебя и пытаюсь понять, какой ты. И ведь каждую секунду разный. Ты кажешься пугающим и диким, мрачным и злым, почти первобытным. Но в следующую секунду поражаешь искренностью, состраданием к чужой боли. Пусть демонической, но красотой. Про глаза я уже говорила. И волосы… Им, наверное, никакие фиксаторы не нужны.
– Да, парикмахеры говорят, что стричь меня – одно удовольствие. Кстати, твои волосы от природы так искрятся? Или это женский секрет?
– Я – мальчик, и ненавижу женские секреты. На самом деле, секреты бывают просто человеческие. Кроме того, они должны касаться чего-то важного. Существуют, например, государственные или коммерческие тайны. Ты со мной согласен? Ведь насколько же мелкими людишками надо быть, чтобы делать тайну из марки шампуня! Как вспомню про таких, прямо сердце от злости колотится!..
– Женька, успокойся, а то врач меня к тебе больше не пустит. Да и так скоро выгонят. Я договорился насчёт десяти минут, а пробыл двадцать. И это притом, что я, как уже говорил, никакой не родственник тебе. И не друг даже.
– Ты для меня важнее родственника и друга. Ты спас мне жизнь. А я ведь могла умереть там, на лестнице. Где были мои родственники, мои друзья в тот момент? Только ты и нашёл меня, взял на руки, отнёс в квартиру, вызвал «скорую». Ты ведь со мной по всей лестнице бегал, потому что я не могла назвать номер своей квартиры. Только когда встретились ветераны, возвращавшиеся с салюта, выяснилось, кто я такая. Ты нашёл ключ в моей сумочке, открыл дверь. Голову промыл, перевязку сделал…
– Это моя работа, Женька. Наверное, уже могу в бригаде работать – по крайней мере, медбратом. Скажу одно – видел раны и покруче. Даже роды принимать приходилось – в сочинском поезде.
– Да неужели? Хотя, конечно, разные ситуации бывают. Но, по-любому, тяжело, наверное, было со мной на руках вверх-вниз бегать.
– Тяжело, только не физически, а морально. Ну, сколько в тебе кило? Пятьдесят, не больше. А я сто пятьдесят-сто семьдесят могу поднять. Больше, правда, не пробовал.
– Сева, да ты – Юрий Власов*! А я, дура ушибленная, даже спасибо тебе не сказала – за цветы. Ты ведь мне букет белых тюльпанов принёс. Сколько их там?
Читать дальше