Рене Бурдье - Четвертая пуля

«Зели — это вовсе не имя…»

Вернье только что подумал об этом, потому что у него вдруг появилась мысль напомнить о себе с помощью письма.

МАДЕМУАЗЕЛЬ ЗЕЛИ…

Он представил себе надписанный конверт. Как они странно выглядят, эти четыре буквы. Когда он произносит их, это ни с чем не сравнимо. Он вкладывал в них столько тепла, что не думал о возможности показаться странным. И потом, в деревне все говорили «Зели». Все приятели по батарее говорили «Зели». Ребятишки называли ее Зели. И кюре здоровался: «Добрый день, Зели». Он снимал шляпу, чтобы ее приветствовать, ибо это она украшала алтарь Богородицы цветами каждый год и никогда не пропускала ни мессы, ни вечерни, ни заутрени. Добрый старый кюре, упрямый добряк, охотно закрывавший глаза на то, что делала паства вне церкви.

«Мадемуазель Зели…» Ее мать, должно быть, дала это уменьшительное имя ей еще ребенком, и оно так за ней и осталось. Забавное наследство! Старики в деревне должны знать ее настоящее имя.

Вернье представил, как приедет без предупреждения в наступающих сумерках, как постучит в ее дверь. Три редких удара, так он стучал, когда возвращался поздно, в дни учений по тревоге, например. Она, может быть, уже ляжет спать. Но он будет повторять свой сигнал до тех пор, пока она не выйдет из своей комнаты.

Она подойдет к двери, спросит: «Кто там?» — взволнованным и хриплым со сна голосом. Он ответит: «Это я, Арман». Она удивленно вскрикнет и тут же откроет. Он войдет, захлопнет дверь и обнимет ее неуклюжее тело, еще хранящее под ночной рубашкой тепло постели.

Женщина появилась из-за угла. Чрезвычайно спешила. Казалось, она танцует на высоких каблуках, следуя по узкому расчищенному коридору в снегу вдоль стен зданий, спрятав руки в карманы мехового манто. Вернье собрался пересечь улицу, чтобы увидеть ее лицо: он подумал, что это должно быть красивое лицо, с раскрасневшимися губами и щеками. Ему очень хотелось посмотреть на нее. Это длилось бы не больше секунды, но он будет месяцами вспоминать об этой недоступной женщине, о взгляде, которые она его удостоила. Он сделал было шаг вперед…

Женщина подошла к дому 53. Остановилась, открыла входную дверь. И исчезла внутри.

Улица вновь погрузилась в тишину. Снег уже, можно сказать, не падал. Вернье принялся постукивать нога об ногу. Очень быстро проехал автомобиль, ослепив его светом фар. Он отпрянул назад и вновь обрушил свой гнев на Клида. Он выискивал самые грубые ругательства и цедил их сквозь зубы. Это помогало, так ему казалось.

Потом он вновь вспомнил, что голоден. Он был так же голоден, когда пришел к Зели, но она об этом не подумала. А он не посмел ей сказать. Он представил ее в комнате, еще не пришедшую в себя от удивления. Ибо для нее это был бы желанный сюрприз. Она так хотела его удержать… Может быть, даже выйти замуж! Кто знает? У женщин возникают порой такие мысли…

Вернье спросил себя, пойдет ли он на это. Ведь прежде всего — разница в возрасте. Сколько ей было, Зели? Трудно сказать. Сорок? Пятьдесят? Может быть, много меньше. Ее старил — лгал он себе — шиньон серых жидких волос, позволявших местами видеть кожу.

И еще воспоминания о других парнях с батареи. Капрал Лернье, повар Морнан, коротышка корсиканец Фаруцци, вестовой капитана Бернара, здоровяк Синтей, переспавший со всеми женщинами страны, которые ему нужны были лишь для пополнения списка. И еще Вите, Гранжан, Марло, Дюль, Мареско, Буске. Не считая еще Диссара, мерзавца, которого она пришла развлечь ночью в тюрьме.

Но разве это столь существенно, что она использовала любую возможность? Она права. И потом, все это, уже так старо. Десять лет! Зели, должно быть, забыла все эти имена. И их пороки. И звук их голосов. Это самое главное. Не бороться с воспоминаниями. Быть одному.

Может быть, они и не попросит его жениться на ней, а согласится жить с ним без благословения кюре и росписи у мэра. Вернье сказал себе, что в любом случае, расписанные или нет, он и Зели вызовут смех в деревне. Но на это ему было наплевать. Он в самом деле уже сыт по горло Клидом, агентством и всякими Жюльеттами Дравиль, за которыми нужно наблюдать. Эта работа не для него. Он никогда не любил наушничать и быть чьей-то тенью.

Он вспомнил о женщине в манто, которая вошла в дом 53. В дом Жюльетты Дравиль. Но счел, что уже поздно, чтобы пойти спросить о ней у консьержки. И потом, ведь он решил уйти от Клида…

Вернье перешел на другую сторону улицы. Может, женщина выйдет…