Валерий Фурса - Десятая заповедь

Но вида не подала. Сказала только, что здесь, на свежем воздухе, мужа ждать будет.

Но не так-то легко было от того настырного отделаться.

— Да что вы, Галинка Михайловна! Да никак я не могу вас вот здесь оставить. Вам ведь и пообедать надо. Какие же мы будем гостеприимные хозяева, если такую красивую женщину в нашем городе хотя бы обедом не угостим? Не по-нашему это было бы, не по-украински. Пойдем же в мою машину! Я вас в ближайшую кафешку отвезу. Если не обедом, то хотя бы кофе с пирожным угощу.

Да так упрашивал, так упрашивал, что Галя, в конце концов, вынуждена была согласиться. Хотя бы — чтоб отстал и больше не навязывался. Ведь, кто его знает, сколько еще ждать придется? А покушать, хоть что-то, и вправду уже хотелось. А тут еще и этот, козлобородый, прилип, как банный лист. Того и смотри, что люди внимание обращать начнут.

Но ехать новый знакомый почему-то не спешил. Начал о городе рассказывать, о квартире своей двухкомнатной…

— Ох, и квартирку я себе недавно по дешевке купил! Не квартирка, а настоящая сказка! И мебель современную завез, и книг на распродаже прикупил. Вот только хозяечки в ней нет. Я просто удивляюсь, что такой бриллиант, как вы, согласились жить в такой дыре. Вам бы к нам, в большой город. Я бы вас по театрам и концертам водил, в свет вас выводил бы. Не то, что Васька, со своими дровами. Вам ведь там за лесом и света божьего не видно…

Галя сначала не поняла даже, о чем это он речь ведет. Если квартирой своей хвастается, то ей это безразлично. Если себя самого чуть ли не столичным жителем считает, то это его личные проблемы. Ей и горного села вполне хватало, а уже их городка — то и подавно. Бесхитростная и непривычная к таким грубым и наглым заигрываниям, она сначала и не поняла, что это он сам к ней таким образом клинья подбивает.

А он, не чувствуя возражений с ее стороны, от слов стал переходить к делу.

Галя тогда и опомниться не успела, как он правой рукой ее приобнял, чуть ли не за грудь ухватившись. А левая рука тем временем уже и под юбку забираться начала.

Все тогда чисто спонтанно получилось. Где и сила взялась? То ли вековая гордость горянки тогда ею руководила, то ли любовь к мужу? А, может, и обида за свою честь? Ведь ее, честь эту, не только горожане имеют. У горян ее никак не меньше. Даже куда больше, чем у других людей.

Как бы там ни было, но она так залепила козлобородому в рожу, что вся пятерня на ней так и обозначилась. Он вспыхнул весь, покраснев, как вареный рак. И руки свои, как от огня, отдернул.

— Ах, ты ж гнида поганая! Да как ты посмел даже подумать о таком? Чтобы я, имея самого лучшего в мире мужа, да на такого замухрышку или на квартиру твою позарилась! Еще только одно движение в мою сторону, и я сама твои блудливые глазенки выцарапаю. Васе даже жаловаться не буду. Будешь горянок знать!

И так треснула дверцей машины, что стекла чуть не посыпались.

— Ой, Галинка Михайловна! — залебедил бородач. — Да вы меня совсем не так поняли. Я ведь… это. Я только обедом хотел…

— Не нужен мне твой обед! И на глаза мне лучше больше не попадайся. Если еще когда надоедать начнешь, то мой Вася тебя по асфальту размажет. И не посмотрит, что вы с ним когда-то соседями были.

После тех слов его всего перекосило от злости. Не привык, видно, такой отпор получать. Да еще и от какой-то селючки. Змеей зашипел от злости.

— Ах, ты ж, ведьма карпатская! Да я не я буду, если моей не станешь! А надолго ли станешь, то только от меня зависить будет…

Она тогда только плюнула ему вслед. И отвернулась. Как от прокаженного.

А вскоре и Вася из помещения вышел. Оказывается, он и не ездил никуда. Хотела сначала ему все рассказать, но потом передумала. У него и так хлопот, хоть отбавляй. Зачем же ему еще и дополнительные неприятности? Сама с наглецом справилась. И впредь справляться будет. Ведь она — горянка!

Противно… Ой, как же противно на душе! Будто в нее не только наплевали, но и грубо влезли в грязных ботинках. Еще и безжалостно потоптались по тому, что он до сих пор считал чуть ли не самым святым. Конечно, нельзя делать окончательные выводы о работе милиции на основании поведения одного хама-милиционера при каких-то конкретных обстоятельствах. Вот только, один ли он такой, милиционер этот? К сожалению, нет. И все об этом знают. Но это хамство почему-то всегда кажется чем-то очень далеким. Оно где-то там, не у нас. Но ведь это только до тех пор, пока сам не встретишься с ним с глазу на глаз. А тогда уже — и недоумение, и разочарование, и чуть ли не жизненная катастрофа.