Иван Аврамов - Алиби от Мари Саверни

— Догадываюсь, — улыбнулся Губенко. — Зависть, интриги, сплетни — неизменные спутники творческих людей. Так, в принципе, повсюду, но у вас, это уж точно, — в гипертрофированной форме. Сашенька, ответьте честно, и не потому, что я — какой-то там исповедник, а всецело в интересах следствия — а не было ли у Полины, простите, интимных связей на стороне? Так ли уж сильно и преданно любила она Яворского?

— Ой, я даже не знаю, что вам сказать, — отчаянно смутилась Аверинцева. — Это столь деликатная материя, что я… Я не хотела бы отвечать на этот вопрос.

Неловкая, почти осязаемая тишина так затянулась, что Глеб виновато опустил глаза — как человек, он прекрасно понимал Сашеньку, и этот знак сочувствия незамеченным не остался, девушка, безусловно, оценила его, потому что, вздохнув, наконец-то сказала:

— Об этом, кажется, знала только я… Дело в том, что… Что у Полины был роман с… Виталием Яворским. Собственно, то, что они испытывали друг к другу, романом, пожалуй, не назовешь. У них была сильная, глубокая любовь, от которой, в силу известной причины, оба очень страдали.

— Их связь была абсолютно тайной?

— Да. Полина предупредила, что поделилась этим секретом лишь со мной. Хотя она была, в общем-то, скрытным человеком. Но люди, особенно женщины, так устроены, что не могут обойтись без поверенного в их сердечных делах.

— Полагаю, обет молчания хранил и… Виталий? — осторожно спросил Губенко.

— Наверное. Хотя что мне о нем известно…

— Сашенька, а не возникало ли между влюбленными каких-либо размолвок?

Аверинцева пожала худенькими угловатыми плечами:

— Ни разу Полина не жаловалась мне, что поссорилась с Виталием. А трагизм ее ситуации заключался в том, что она очень хорошо относилась к Валерию Яковлевичу, но из-за внезапно нахлынувшего чувства вынуждена была обманывать его. Скорее всего, неловко чувствовал себя и Виталий. Все-таки он… — она осеклась, не закончив мысль.

«…наставлял рога родному отцу», — без всяких эмоций мысленно сделал это за нее Глеб. Но вслух сказал:

— Как вы думаете, что заставило Полину выйти замуж за Яворского — голый расчет или хоть какое-то подобие чувства? Ведь разница в возрасте огромная…

— Затрудняюсь ответить. На этот счет она не любила распространяться. Вообще-то она выросла без матери, ее опекал отец, человек довольно жесткий, поэтому не исключаю, что на подсознательном уровне ее тянуло к мужчинам постарше. Наверное, она испытывала потребность в этакой патерналистской любви со стороны кого-то. Яворский же не только сильная личность, он еще и безумно богатый мужчина. Видимо, все это и сыграло свою роль. По крайней мере, так мне кажется…

— Сашенька, может, еще что-то вспомните? То, что вы сейчас рассказали, более чем интересно, но я… Я никак не пойму, кто и зачем мог расправиться с Полиной. Ну не Яворский же, который не знал о связи жены с собственным сыном!

— Что вы! Конечно, нет! — убежденно сказала Полина. — Даже если б его просветили на сей счет, он не стал бы уподобляться Отелло.

— Я тоже так думаю, — согласился Глеб. — У Валерия Яковлевича, кстати, железное алиби…

«Все-таки низкопоклонство перед Западом крепко сидит у нас в крови, — усмехнулся Феликс Губин, переступая порог комнаты, в которой, удобно устроив ноги на рабочем столе, задумчиво дымил сигаретой Вадим Завьялов, правая рука директора «Лунного камня» Алексея Герасимова. Глаза его, конечно, были при этом устремлены в потолок. — Если его не смогли в свое время вышибить даже советские идеологи, значит, оно попросту неистребимо».

Так он подумал, а вслух громко, нарочито на американский манер поприветствовал:

— Хай, Вадим! А где же твой босс?

— Ошибся, дружище — я никого не хаю! — быстро и весьма остроумно отреагировал Завьялов, стряхивая пепел прямо на пол, под вращающееся кресло. — А босс… В Москву улетел босс.

— Хорошо вам, — завистливо произнес Губин. — Катаетесь по белу свету. А тут…

— «Висяк» на «висяке» и «висяком» погоняет? — снисходительно осклабился Завьялов.

— Иногда и так бывает, — охотно согласился Феликс, попутно прикидывая, с какого бока подойти к ироничному и достаточно острому на язык Вадиму, которого знал давно — одно время вместе тянули лямку в Дарнице, районе, никогда особым спокойствием не отличавшемся. Опером Завьялов был толковым, просто однажды ему надоело вкалывать за копейки, и он заделался, если официально, сотрудником охранного агентства, а если по правде, де факто — частным детективом, о чем, похоже, вовсе не жалел.