Иван Аврамов - Алиби от Мари Саверни

Узнав, зачем пожаловал к ней гость из Киева, Соня первым делом предложила Солоду чаю, который они вдвоем вскоре прихлебывали, устроясь за низеньким, на возвышении, столиком, сидя по-восточному (Соня поджала под себя ноги, а Михаил полулежал, как римский патриций, на боку, с мягкой плюшевой подушечкой подмышкой). Можно было, конечно, гонять чаи и за обычным столиком, но Соня решила, что «немножко экзотики» не помешает, а Солод охотно на это согласился, справедливо полагая, что вряд ли он вырвется сюда летом.

— Знаете, Стас был тихим и неприметным мальчишкой. Не конфликтовал, в отличники или активисты не рвался. Он из тех, кто себе на уме. За глаза мы называли его Тушканчиком. Мелкие черты лица, маленькие умные глазки. Ну, чем-то он напоминал нам этого грызуна. Впрочем, кличка была не только у Никольского, а у других тоже.

— У каждого человека свой бзиг. Даже самый неприметный человек все-таки чем-то выделяется, пусть не внешне, а…

— Да, понимаю. У Стаса была страсть что-то выискивать, находить, чем-то обмениваться. Монетами разными старинными, значками, марками, орденами, медалями, купленными на толкучке, всякими штучками-дрючками. Стас лазил по окрестным горам, копался в земле, все хотел что-то особенное открыть. В общем, он слегка был помешан на всех этих археологических делах. Мечтал, по-моему, быстро разбогатеть. Нашел, допустим, золотую диадему какой-то царевны и толкнул ее за сказочные деньги. У него даже привычка выработалась при ходьбе смотреть себе под ноги.

— Вдруг с неба свалится что-то и осчастливит его?

— Вот-вот, — засмеялась Соня.

— После школы вы часто с ним встречались?

— Один раз, если не ошибаюсь. Ничем особенным эта встреча не запомнилась. Банальные вопросы, банальные ответы. «Ну, как ты?» «Нормально. А ты?» «Да все вроде в порядке». И разбежались — каждый в свою сторону. Правда, ребята наши рассказывали о нем не очень-то хорошее…

— Что именно?

— Что Тушканчик наш… нетрадиционной ориентации.

— Голубой? — вскинул вверх брови Солод.

— Да. Но не знаю, правда это или нет.

— И давно Стас… заголубел?

Двинцева пожала плечами:

— В школе за ним такого грешка вроде не водилось. Да и юн он был совсем. Наверное, это проявилось в нем позднее. Когда уехал. Михаил, если вообще это правда… Знаете, люди ведь любят почесать языки…

— Соня, а кто конкретно просветил вас насчет… ну, этой самой ориентации?

Двинцева поднесла ко рту чашку с чаем и уставилась на ее дно так, словно там читалось — отвечать ей или нет.

— Удобно ли будет назвать этого человека? Что он мне потом скажет? Зачем ляпаешь языком, дура? С какой стати втянула меня во все эти дела?

— Со-о-ня, — укоризненно протянул Солод. — Вы же не только красивая, а и умная женщина, и понимаете, что лично мне абсолютно по барабану, кого предпочитал Стас — женщин или мужчин, в активе он был или в пассиве…

— Скорее в пассиве — он ведь заморышем выглядел, — не удержалась Двинцева.

— А вот для следствия прояснить, разносторонне, подчеркну, разузнать, что на самом деле представлял собой Стас, чрезвычайно важно. Ведь мы расследуем убийство человека, уважаемого, весьма известного человека, и не только его убийство, а и самого Никольского — его ведь явно кто-то убрал. Потому любое дельное слово, наблюдение, предположение — на вес золота…

— Я, конечно, понимаю… Хорошо, Михаил, — о Стасе мне рассказал Серж Овчаренко. Только, если можно, при разговоре с ним на меня не ссылайтесь. Ладно?

— Постараюсь, — пообещал старший лейтенант. — Что-нибудь придумаю, — он улыбнулся, — чтобы вас не подставлять.

— Если честно, я не верю, чтобы Стас Никольский самолично мог порешить человека. У него на это духу бы не хватило. Мне кажется, его к этому кто-то принудил. Впрочем, может быть и так, что Стас хотел этого убийства, но чужими руками. Я, дескать, наводчик, а вы уж сами подумайте, как там разобраться…

— Вы, наверное, правы, — заметил Солод. — Привычка — вторая натура. Пассив в однополой любви, пассив в преступлении… Кстати, а где обитает этот ваш Серж Овчаренко?

— Здесь, в Феодосии. Он держит бюро ритуальных услуг. И, между прочим, процветает.

— Еще бы! — засмеялся Солод.

Бюро ритуальных услуг «Ладья Харона», которое держал Серж Овчаренко, располагалось на бывшей улице Войкова, теперь Украинской, на первом этаже обычного жилого дома. Проследовать к кабинету хозяина и не ознакомиться с продукцией его заведения было невозможно — едва переступив порог, посетитель оказывался среди гробов, беглый взгляд на которые еще раз убеждал в мысли, что равенства на земле нет. Богатым людям предназначались богатые гробы — из дорогого, чуть ли не красного дерева, покрытые лаком, украшенные золоченой фурнитурой, с ручками, на которые уйдет не одна рядовая пенсия, бедным — обычная струганина, обитая дешевенькой тканью. Смерть, последняя справедливость мира, как выразился поэт, справедливостью явно не отличалась.