Иван Аврамов - Алиби от Мари Саверни

Впрочем, наказание, несмотря на некоторые издержки, Дануте, судя по всему, понравилось — отдышавшись, она вполне серьезно спросила:

— Прости, Владек, но я была неправа. Да, я бываю настоящей стервой. Иногда мой язык становится моим злейшим врагом. Теперь понимаю — у тебя что-то случилось. Что именно?

— Вляпался в одну очень плохую историю, — не сразу признался он.

— Какую еще историю?

— Я же сказал — очень плохую! Связанную с…убийством!

— Ты кого-то… убил? — ужаснулась Данута, и в глазах ее промелькнул такой страх, что Владислав понял: ее резкость, жесткость, упрямство — напускные, деланные, девочке просто хочется казаться несколько иной, чем она есть на самом деле.

— Да, я убил человека, — ровно, безучастно ответил Владислав, и это прозвучало намного страшнее, чем если бы он выкрикнул это признание на надрыве, в истерическом беспамятстве, так страшно, что Данка инстинктивно отпрянула назад, сильно стукнувшись затылком о стенку…

Следующая встреча Лободко с Владиславом Круликовским состоялась, как и было обещано майором, в городской полиции, в кабинете Здислава Кухарчика, который тот любезно предоставил гостю из Киева. Допрос, если честно, ничего не дал. На что-то другое Олег, в принципе, и не надеялся. Кроме того факта, что в жизни Никольского и Круликовского произошел ряд удивительных совпадений (по теории вероятности они вполне могли состояться), никакими конкретными уликами, никакими вещественными доказательствами Лободко не располагал. Это ясно осознавал и молодой Круликовский, который сегодня заметно приободрился, напрочь позабыв о вчерашней растерянности и нервозности: так выглядит шахматист, который испытал несколько неприятных моментов, но теперь знает, что партия у него в кармане. По меньшей мере, ничья обеспечена.

Итак, Владислав начисто отрицал знакомство со Стасом Никольским, никаких встреч с ним ни в Праге, ни в Киеве не было. И нечем было Олегу прижать его к стенке, ну, буквально нечем!

Все же признать свое поражение майор не торопился. Кажется, первая партия действительно завершится вничью, но матч продолжится, вполне возможно, теория шахмат обогатится таким дебютом, как краковский гамбит.

— Не торопитесь праздновать победу, — сказал он на прощание Владиславу. — У меня предчувствие, что мы с вами еще встретимся.

— Предчувствия не всегда оправдываются, — тонко улыбнулся в ответ молодой искусствовед.

Входя вместе с другими пассажирами в автобус, который сейчас отвезет их к трапу самолета, Олег Лободко подумал, что в Кракове он провел несколько дней вовсе не для того, чтобы полюбоваться Мариацким собором, старинными фаэтонами на площади Рынок или отведать знаменитого польского бигоса в недорогой забегаловке. Краков в лице Андрея Феликсовича Круликовского подарил ему версию, связанную со златниками князя Владимира — они, вернее, тайна их клада, вполне могли стать причиной гибели Тимофея Севастьяновича Медовникова. Краков дал реальную зацепку, убедил в мысли, что молодой Круликовский явно причастен к убийству друга отца, потому что совпадение может быть одно, ну, два, но не целый же букет; в том, что Владислав темнит, Лободко нисколечко не сомневался…

Старший лейтенант Солод командировкой своего шефа в сопредельную страну остался доволен, даже очень, ибо считал, что при отсутствии на руках Лободко хоть одного мало-мальски настоящего козыря ему не только удалось не остаться в дураках, а кое-что еще и прикопить. Когда Михаил выразил свою мысль этаким «картежным» образом, Лободко от души расхохотался. Заметив недоумение на лице Солода, развеселился еще больше. Отсмеявшись, пояснил: «Понимаешь, какая закавыка… Я, оценивая свой вояж, вспомнил шахматы, а ты сейчас — карты. Мысль у нас, в общем-то, работает в одном направлении, Миша…»

Пятью днями позднее именно Миша Солод порадовал майора Лободко сообщениями, которые никаких сомнений в пользе его командировки в Краков не оставляли.

— Не зря, Олег Павлович, вы проездили казенные деньги, — интригующе произнес он, столкнувшись с Лободко в коридоре в тот самый момент, когда последний спешил на совещание к полковнику Дровосекову — начальнику убойного отдела, славящемуся нетерпимым отношением даже к малейшим, секундным, так сказать, опозданиям. — У меня две новости. Одна приятная, другая очень приятная.

— Миша, у меня в запасе, — Олег рывком поднес к глазам часы, — лишь две минуты, и я не имею права их разбазарить даже на самую сногсшибательную новость. Я тороплюсь к Дровосекову, понятно? Загляни ко мне минут через сорок.