Ольга Лаврова - Ответный удар

Скопин.Нет. Отбарабанили как по нотам. Дирижер у вас с Гришей неплохой, постарался, чтобы спелись... Видно, знает толк в музыке... И вы полагаете, Моралёв, что годы, проведенные в следственном управлении, ничему меня не научили? Что я не умею разглядеть, где правда, а где отрепетированный сговор? Не могу отличить организованное хищение от цепи мелких взаимных услуг? Поверить в ваши невинные россказни трудно, сами понимаете.

Моралёв.А понимать иногда вредно. Есть побасенка: две мышки упали в кувшин с молоком; умная сразу поняла, — не выскочить. Сложила лапки — и на дно. А глупая все барахталась, барахталась и сбила комочек масла... Масло всплыло, мышка на него взобралась и выпрыгнула.

Скопин.Будете барахтаться до конца?

Моралёв.Лучше барахтаться.

Скопин (разглядывая Моралёва с любопытством и некоторым сочувствием) .Я считал, это лет до трех помогает: зажмурил глаза, и не страшно... Так и жили? Не позавидуешь. Дорого обойдутся эти жмурки. И, к сожалению, не только вам... Вот уговорили мать продать корову, чтобы оправдать перед нами свой ЗИМ.

Моралёв.Никто ее не уговаривал!

Скопин.Да откройте хоть один глаз! Представьте: утром матери принесут повестку — к вечеру вся деревня будет судачить. Приедет мать сюда, сядет напротив. И что? Воображаете, я спрошу, она ответит, как научили, и дело с концом? Есть, Моралёв, вопросы боковые, и с подходом и с подвохом. Стану допытываться — сами вынуждаете. Выдержит мать? Даже если ей напомнить, что соседям говорила и что они ей? Сильно сомневаюсь. Пошире глаза, Моралёв, пошире. Вызову новую хозяйку коровы, расскажет она на очной ставке, как ваша мать, продавая Буренку, обнимала ее и плакала! Хорошая была, видно, корова?

Моралёв.По три ведра молока доили...

Скопин.Жалко... Так вот — следствие не молоко, Моралёв. Если улики бесспорны, сколько ни барахтайся — масла не собьешь. Ни один дирижер не поможет.

Пауза.

Моралёв.И... что... дадут?

Скопин.Дадут по закону. Но судьи — тоже люди, смотрят, кто перед ними. Мать в суде со слезами по Буренке — это им не понравится.

Моралёв (тихо) .Не трогайте мать!.. Хватит с нее.

Скопин.По-моему, тоже. Будем говорить до конца?

Моралёв.Товарищ полковник... не знаю... честное слово, не могу!.. Хоть сообразить надо, сориентироваться... Голова гудит...

Скопин.Ну, ориентируйтесь. Только не дома, а у нас. (В переговорное устройство.) Проводите Моралёва, он задержан. Ко мне — заведующего складом.

Кабинет Томина. Томин и Ляля стоят у окна.

Томин.Да, у меня из окна прекрасный вид. Вот и «Эрмитаж» рядом. И я действительно знаком с Максименко — он учился в Юридическом институте... Но ведь не для того вы пришли, Ляля, — не для светской беседы.

Ляля.Очень трудно начать.

Томин.Попробуйте с конца.

Ляля.С конца?.. Тех сережек у меня больше нет — вот!

Томин.Удружили. Давайте сядем. (Садится не за стол, а на стул рядом с Лялей.) И у кого они теперь?

Ляля.Вам нужен адрес и фамилия?

Томин.Но если сначала незнамо кто подарил, а потом незнамо кто взял — это будет уж слишком! Вам не кажется?

Ляля.Кажется. Потому и позвонила. (Короткая пауза.)

Томин.Пропажа связана с таинственным поклонником?

Ляля.Серьги у его... не знаю, как назвать: адъютант, телохранитель, секретарь... Словом, они всегда вместе. Так полагается.

Томин.Хм... Значит, имеются поклонник и адъютант. В чем суть события?

Ляля.В том, что «поклонник и адъютант» неожиданно явились к концу работы, посадили нас с Лёлькой в машину и повезли развлекаться. А дальше... или поворот крутой, или машину тряхнуло — даже не пойму, только правая сережка вдруг упала мне на колени... Федя ее подхватил и говорит: «Ах, какая жалость!» Смотрю, а этой дужки, которая держится за ухо, нет под корень!.. Поискали —не нашли. Тогда Федя сказал...

Томин.Адъютант?

Ляля.Да, он сказал, что есть ювелир, который починит, но нужна вторая серьга для образца. И в общем... получилось, что я отдала. Он обещал в течение двух дней, но...

Томин.Но эти дни истекли?

Ляля.Нет, все было только вчера, но... понимаете, Саша... Не обязательно по имени-отчеству?

Томин.Не обязательно.