Виктор Свешников - Стиратель

Я похолодел от подобной мысли и как-то сразу понял, что пришёл конец моему спокойствию, а, возможно, даже существованию. Мне в любом случае светит немалый срок. И главные виновники в этом два мента и следователь. А я в то время ничего не знал о царивших в тюрьмах порядках. Целиком ушёл в спорт. Разве можно было подумать тогда о том, что жизнь может так перевернуться! Представляете моё состояние: молодой человек, преподаватель, неимоверно далёкий от подобных разборок, и… сразу оказаться в центре этого!

К тому же у меня была девушка, тоже педагог и мы уже подошли с ней к вопросу о браке. Что теперь она подумает и как переживут такой поворот судьбы мои родители? Я был у них один, и мама души не чаяла во мне. А как воспримут это коллеги по работе? Сумею ли смотреть им в глаза? В то же время на ум приходили и глупые мысли о том, что меня помурыжат и отпустят (что я им мог рассказать?) Какой был наивный! Телок безрогий! Даже не предполагал в то время того, что наши правозащитники могут делать с невинными людьми!

В изоляторе, в отдельной "хате", я просидел сутки. Ко мне никто не приходил, только исправно доставляли еду. На второй день начал думать, что обо мне забыли! Конечно же, не терпелось объясниться со следователем. Ведь я же, действительно, не брал аржаны! Чего же от меня хотят? Милиционеры взяли, до них и докапывайтесь! Жаль, что сказать про них не могу, здесь же и убьют!

Но перед обедом обо мне всё же "вспомнили". Привели в кабинет. Первый же вопрос был таков: – Куда дел деньги?

Я, недотёпа, на его обращение ответил вопросом: – А откуда вы взяли, что они там были? Вы же не видели их! Или вам подсказал кто?

И следователь смешался. Две-три секунды на его лице проглядывалось смущение. Но он быстро взял себя в руки.

– Хотя я не обязан тебе докладывать, но скажу: это оперативная информация! Где валюта? – крикнул следователь.

– Не понимаю, о чём идёт речь, я ничего не видел.

Дознаватель кивнул кому-то и на моей голове, внезапно" оказался целлофановый пакет. Видимо, кто-то неслышно подошёл ко мне сзади. У меня перехватило дыхание. Его держали долго, так как в судорогах, я потерял сознание. Очнувшись, так закашлялся, что ощутил во рту солоноватый привкус крови. Произошло повреждение лёгких.

– Послушай, учитель, – обратился ко мне мент, – тебе же не дадут воспользоваться миллионами. Если мы даже отпустим, бандиты не простят подобную кражу. Отдай их и пребывай в мире. Речь идёт о твоей жизни. И мы не можем освободить: получен сигнал о причастности тебя к этому делу. Верни деньги, они пойдут в доход государству!

– От кого принят сигнал? – встрепенулся я.

– Этого не могу сказать в интересах следствия!

Всё стало на свои места. "Он знает, что мне нечего сказать и дело закончится моим непризнанием. За это и посадят!"

Следователь словно прочитал мою мысль. – Ты будешь осужден за участие в банде и утаивании большой суммы! – сказал он.

Меня затрясло от возмущения беспределом.

– Я требую адвоката и очной ставки с вашим информатором! – закричал я.

– Он ничего не понял! – сказал за моей спиной "истязатель", – давай удавим его и всем будет спокойней.

Внезапно, вокруг моей шеи обвилась верёвка и меня стали душить. Причём затянули так сильно, что мой кадык стал вылезать в рот. Опять начались спазмы лёгких. А так как перетянули сонные артерии, в голове зашумело, и я начал проваливаться в никуда.

Пришёл в себя в своей камере. Неимоверно болело горло, гудело в голове. Немного погодя, в дверь грубо втолкнули мужчину с синяком под глазом. Он растянулся на полу и закричал: – Сволочи! Менты поганые! Ни за что посадили невинного человека!

Затем, увидев меня, пробормотал: – Не один я здесь, мученик! Что хотят, то и творят гады! Козлы! Отольются вам наши страдания и слёзы!

Мужик поднялся и сел на полу, недалеко от меня. Хлипкого телосложения и трудно было сказать, чем занимается по жизни. Грязной одеждой напоминал бомжа, хотя это могло быть и следствием долгого нахождения здесь. Он повернулся ко мне: – Понимаешь, ни за что страдаю! На рынке подмигнула мне одна баба. А я большой ходок до них. Ну, улучив момент, и запустил руку к её "переднице". А она давай орать: – караул, насилуют! Ох, и дура! Ну, менты и скрутили, говорят за нападение с сексуальным уклоном. И это на базаре-то, при людях! Вон, как повернулось всё!

"Бродяга" говорил, но как-то неестественно, торопливо. И мимика лица, как у плохого артиста, не соответствовала сказанному. Переживания казались наигранными. И меня осенило. Где-то слышал, что в милиции, иногда подсаживают в камеру своих осведомителей. "Утка! Решили применить другой вариант! Но зачем, если они все заодно? Выходит, нашедшие мешок менты не сознались в этом, а информация о пропавших деньгах получена следователем от Змея. О них знал только он, остальные погибли. В его понятии, кроме меня никто не мог взять их! Вот дознаватель и старается заработать на этом. Это что же получается: он работает на бандитов! Да, плохи мои дела!"