Алексей Анатольев - Дедушка на золотой цепочке

Подошли пятеро. Первый узнал цену и сразу ушёл. Второй и третий спросили, нужно ли вносить задаток и в каком размере. Четвёртый поинтересовался, должна ли семья проявить единодушие в данном вопросе. Сергей снова объяснил ему, что единое мнение необходимо не для фирмы, а для поддержания семейных отношений. Пятый спросил:

– Могу ли я предложить вам на переработку свою тёщу? Она выжила из ума и всех нас буквально терроризирует?

– Пока ваша тёща жива, обсуждать её кремацию и переработку пепла преждевременно.

– Намёк понял, – ответил тот.

Екатерина Третьякова приехала в Венскую оперу вместе с мужем Матиасом. Она прошла в небольшой репетиционный зал, где её уже ждал аккомпаниатор Герхард Блюм. Они молча обменялись, как делали всегда при встречах, поцелуями в щёки. Блюм заиграл что-то, Екатерина прочистила голос, взяла несколько нот, но тут в зал вошёл второй человек в театре Фридрих Функе:

– Фрау Третьякофф, дирекция театра решила разорвать контракт с вами. Мы выплатим полагающуюся неустойку.

– Как так? За что? – удивилась Екатерина. Её голос задрожал. «Они узнали об алмазах!

– Наш театр придерживается строгих моральных устоев, приличествующих воспитанным в католической вере. Всякое глумление над умершими недопустимо.

– Раз уж вы заинтересовались делом об алмазах, вам надлежит знать, что я резко выступила против глумления над прахом моего дедушки.

– Мы знаем это, как знаем и о том, что ваша позиция изменилась после поступления на ваш счёт суммы в 3 миллиона долларов. Вы не устояли перед деньгами. У вас отсутствуют твёрдые нравственные критерии. Прошу вас немедленно покинуть здание нашего театра!

Екатерина еле сдержалась, чтобы не разрыдаться, и быстро вышла. Она позвонила Матиасу, которому до сих пор ничего не рассказывала об истории с прахом дедушки. Не посвящая мужа в перипетии дела об искусственных алмазах, Екатерина кратко проинформировала его, что её уволили «без объяснения причины». Возможно, предположила она, увольнение стало новой деталью в следовании курсу на выдавливание русских актёров из культурной жизни Запада. Но Матиас оказался осведомлённее, чем она предполагала.

– Кэт, не переживай, я кое-что знаю о ситуации в вашей семье Третьякофф и постараюсь что-нибудь придумать. Свяжусь с другими театрами. Милан сразу отпадает, Мадрид тоже. Остаются Берлин, Лондон, Нью-Йорк и прочие. Прошу пока мне не звонить, я сам свяжусь с тобой.

Что делать? Где её примут? А что если это будет не Европа? Вдруг обстоятельства вынудят ехать в какой-нибудь Каир? Ведь там ещё к открытию Суэцкого канала построили оперный театр. Нет, Каир – это слишком, но что тогда допустимо? Екатерина плохо знала географию и убеждала себя, что главное – не волноваться. Но легко сказать, что волноваться вредно, а попробуй оставаться безучастной к собственной судьбе!

Четыре дня прошли в нервном ожидании. Потом Матиас приехал какой-то напряжённый, и Екатерина это почувствовала.

– Ну? Что там? Почему ты какой-то не в себе?

– Э-э, понимаешь… Как бы тебе объяснить…

– Что не так? Нашёл ли ты оперный театр, в котором я смогу выступать? Говори же!

– Я нашёл театр, где тебя примут. Тебе следует поскорее вылететь в Стамбул!

– Погоди, Стамбул – где это? Кажется, негритянская Африка?

– Нет, Стамбул раньше назывался Константинополь, он огромен и находится в Турции по обе стороны от пролива, соединяющего Чёрное море со Средиземным.

– Такая глушь!

– Ни в коем случае не глушь! Один из величайших мегаполисов мира невозможно считать глушью. Он долгие века был столицей сначала Византийской империи, затем Оттоманской, то есть Турецкой империи.

– Опять непонятные слова: Византийская, Оттоманская. Слово «Турция» мне знакомо. Ну что же, попробую выступать там. А чего ты грустный?

– Мы расстаёмся. Моя семья придерживается строгих католических правил, и от меня потребовали развестись с женщиной, где в семье бессовестно обращаются с умершими родственниками. Я вынужден подчиниться.

– А вот это для меня мелочь. Найду другого мужа и импресарио! Ты тоже кого-нибудь найдёшь.

– Я уже нашёл, пока не стану говорить кого именно. Спасибо тебе за то, что так спокойно восприняла известие о нашем разводе, а то я опасался.

– Значит, ты меня недостаточно узнал. Скажу тебе откровенно: как импресарио ты меня устраивал, как муж – не очень. Давай поцелуемся и расстанемся.