Когда в окно влетел автоматчик в маске, Миранда дико заверещала и пригнулась, стараясь закрыть голову свободной от наручников рукой, потому что на нее густым дождем посыпались осколки. Началась стрельба, от которой она тут же оглохла. Миранда не видела, что творится в квартире, потому что сразу же закрыла глаза. Но она слышала выстрелы, мат, стоны, звонкие удары, будто кто-то лупил боксерскую грушу. Запахло порохом, штукатуркой, раскаленным металлом. Со звоном сыпались гильзы. Кто-то попал в батарею, пуля взвизгнула о металл, и тут же в разные стороны брызнула горячая вода.
— Спасите, горячо, горячо! — истошно завопила Миранда. Она попыталась отодвинуться, чтобы вода не обжигала голые руки, но это оказалось непросто: кран мешал наручнику двинуться дальше по трубе.
В конце концов, все стихло. Миранда осторожно открыла глаза и увидела распростертого посреди комнаты мужчину. Это был чеченец, который один раз в день кормил ее жидкой похлебкой. Под ним расплылась большая лужа крови. На мгновение Миранда даже забыла, что ей горячо. К ней подошел человек в маске, быстро перекусил наручники большими кусачками.
— Спасибо, — поблагодарила Миранда слабым голосом.
— Сколько их тут было? — поинтересовался спецназовец, поднимая ее с пола.
— Пятеро, — сказала Миранда.
— Здесь четверо. Покажи, кто из них главный.
Миранда осторожно обошла лужу около трупа, заглянула в соседнюю комнату, здесь лежали двое. Вернее, один сидел, прислонившись к стене, все его лицо было залито кровью, другой лежал ничком. Миранда покачала головой — нет! Ее провели на кухню. Чеченец лежал под раковиной, раскинув руки. При падении он свернул пластиковое колено под раковиной, и теперь вода, которая капала из плохо закрученного крана, попадала ему прямо на лицо, в полуоткрытый рот.
— Здесь его нет, — сказала Миранда.
— Все, иди, там тебя «скорая» ждет, — кивнул человек в маске. Он вынул из нагрудного кармана рацию и передал: — Одного нет, усилить наружку.
Хэ видела, как из подъезда вывели завернутую в какое-то одеяло Миранду, посадили в машину «скорой помощи». Дверца захлопнулась, машина с воем выехала со двора.
— Что там? — спросила Хэ у Лиса, который слушал рацию.
Он выставил средний палец, показывая неприличный жест.
— Одного нет? — догадалась Хэ.
Лис кивнул.
Тут Хэ увидела, как из-за угла показалась невысокая фигура человека средних лет. Голова у него была седая, а на макушке торчал панковский хохолок — небольшой «ирокез» красно-желтого цвета. Он повернулся к ним спиной, и лица его Хэ не разглядела.
— Гоша? — не поверила своим глазам Хэ. Человек обернулся, и тут она поняла, что ошиблась. У него было другое лицо.
— Извините.
— Ничего, бывает, — улыбнулся человек и пошел своей дорогой.
Хэ замерла на несколько мгновений, потом вдруг выхватила пистолет и закричала пронзительным голосом:
— Стоять!
Человек обернулся и выстрелил первым — это был Седой. В руке у него оказался большой «магнум». Выстрелив, сразу побежал. Тяжелая пуля оторвала хрупкую, как фарфоровая статуэтка, Хэ от земли, швырнула в успевший подтаять снежный сугроб. Она умерла, не успев ни о чем подумать. Сейчас ее, мертвую, маленькую, хрупкую, легко можно было засунуть в большой чемодан и вывезти в Корею, чтобы похоронить в родной земле, но некому было это сделать.
Лис, выхватив пистолет, встал на одно колено и прицелился. Красный хохолок был хорошо виден на белом фоне.
— Лицом к стене! — Голос у конвоира был резкий, как звук плети.
Лобстер повернулся к стене и под бренчание ключей стал изучать ее неровную поверхность: застывшие в краске волоски от кистей, пупырышки, шероховатости. Он подумал, что стена похожа на выжженную пустыню.
— Пошел!
Он вошел в камеру. Дверь за ним с грохотом захлопнулась. Камера была узкая и длинная, как пенал. Кровать с дистрофичным плоским матрасом, железный стол, привинченный табурет. Около двери желтый унитаз и умывальник с отбитой эмалью. «А что, очень даже приличная обстановка, — подумал Лобстер, оглядев камеру. — Есть возможность подумать, помечтать. Набросать какую-нибудь забавную программку».
Его арестовали, когда пришла весть о гибели Хэ. Вернее, тот человек, который принес эту весть, его и арестовал. Поскольку весть о смерти была раньше ареста, он уже ничуть не переживал, что его посадили в камеру, ему теперь было все равно — дядя Паша оказался человеком слова. В его послании в Управление ФСБ был документально зафиксирован каждый их шаг по взлому, так что отпираться было абсолютно бесполезно. Да он, собственно говоря, и не отпирался.
Читать дальше