Андрей Житков: Хакер

Лобстер разозлился на себя за промелькнувшую в голове мыслишку о списке паролей для локальной сети налоговой полиции, произнес громко, стараясь перекрыть шум бегущей воды: «Найн, нихт, натюрлих швайн! Дас ист фантастиш, фройляйн!» — и, закрыв глаза, нырнул под пену. В воде было спокойно, уютно, тепло — и никаких тебе файлов, директорий и окон!

Одна взбалмошная девица из Интернет-кафе после бурной ночи на влажных от пота простынях посоветовала ему принимать с утра душ, а не ванну, потому что якобы лежание в теплой воде расслабляет, разнеживает, отбирает силы, превращая мужчину в личинку стрекозы. Да, так, кажется, она и сказала — в личинку… Лобстер без лишних церемоний выставил девицу за дверь — никаких вторжений в его личную жизнь! Доступ закрыт, пароль неверный. Кажется, эта взбалмошная и назвала его тогда впервые Лобстером. За лежание в ванне или за высоколобость и острый аналитический ум? А может, за то, и другое, и третье… До этого был он Диким Хаком, а еще раньше — Железным Воином в доспехах «софт». Клички менялись, как хитиновые оболочки, по мере того как он вырастал из них. Бессонные ночи, проведенные за компьютерными игрушками. Ночи хакера длиннее ваших дней… Другие «зависают» в играх на всю оставшуюся жизнь, ломают головы, пытаясь открыть виртуальные двери и пароли бессмертия. А у него игорный азарт прошел довольно быстро, и два года назад он окончательно примерил на себя взрослый панцирь Лобстера: взломал, украл, продал…; взломал, украл, продал… Разве это не жизнь? Романтика!

Лобстер вынырнул из воды и стал жадно хватать ртом воздух. Пена осела, и только кое-где на поверхности еще плавали жалкие пузырчатые островки. На кухне не унимался чайник. Лобстер вылез из ванны и зашлепал на кухню, оставляя на линолеуме влажные следы. Выключив газ, он глянул в окно, во двор с припаркованными по периметру автомобилями, с деревьями, шумящими пожухлой августовской листвой, вспомнил о носках, которые с вечера сушились на балконе. Ночью был сильный дождь. Вот он-то их и высушил до ниточки! В чем теперь идти на свидание с кареглазой брюнеткой?

На кухне кроме плиты и пожелтевшей раковины стоял небольшой шкаф с дверцей, висящей на одной петле, стол с прожженной в нескольких местах клеенкой и колченогий табурет. На столе еще оставались остатки вчерашнего ужина. Лобстер, со вздохом оглядев все это свинство, потянулся за мусорным ведром и мокрой тряпкой. А затем приоткрыл дверцу шкафа. На верхней полке лежали пакеты с вермишелью быстрого приготовления и пластиковая бутылка с минералкой. Лобстер, припав к горлышку, стал жадно высасывать воду. Ему было холодно. Он поежился и зашлепал назад в ванную — вытираться.

Лобстер в накинутом на плечи махровом халате склонился над мониторами и нажал на «Enter». На левом мониторе вместо заставки с рыбками возникло окно, густо усеянное ярлыками. Он поводил мышкой по коврику, перевел ее на правый монитор, пробежал глазами по строкам чата. Его взгляд остановился на послании Миранды: «Прощай, мой Лобстер…»

Что еще за дела — «прощай»? А как же сон в руку? Война, свидание с брюнеткой, стираные носки? — Лобстер стал лихорадочно перетряхивать вещи на стуле. Из кармана джинсов выскользнул сотовый телефон.

— Миранда, ты где?

— Хм, проснулся! С добрым утром, Лобстер, — раздался в трубке звонкий голосок Миранды. — Мы на Ленинградке. Тут пробка — туши свет! Из Химок не можем выбраться.

— Пятница, наверное. Что ты делаешь в Химках? И что значит — «навсегда»?

— А ребята говорили, ты самый умный. То и значит — прощай! — В трубке раздались короткие гудки.

Ничего себе заявленьице с утра пораньше! Лобстер снова набрал номер, но приятный женский голос сообщил, что абонент временно недоступен. Все ясно — выключила трубку. Почему она на Ленинградке? Почему «навсегда»? Неужели улетает? Куда? Хоть бы словечком обмолвилась! Ведь они виделись два дня назад! Может, за эти два дня все изменилось и она нашла себе какого-нибудь толстопузого провинциального буржуина, из тех, что носят массивные золотые «печатки» и лениво ходят по бутикам с оттопыренными от денег карманами? Все эти современные девки, они такие — как сороки — только на блестящее глядят!

Он стал торопливо одеваться, размышляя, куда ехать. Вся беда в том, что у Шереметьева два терминала — первый и второй. Если Миранда намылилась в какой-нибудь там Мухосранск — одна дорога, если в Баден-Баден — другая. Впрочем, от одного порта до другого минут пятнадцать езды, но он ведь даже рейса не знает! Придется выискивать Миранду в толпе. Эх, ему бы программируемый сканер с определителем длины радиосигнала и расстояния до вызываемого абонента, тогда б он знал с точностью до нескольких метров, где она застряла в пробке со своим толстопузым! Да где ж его сейчас найдешь, этот сканер? Он с досадой пнул по ортопедическому матрасу, поискал глазами свой кожаный рюкзачок и бросился к балконной двери. Лобстера всегда бесило отсутствие необходимой для работы аппаратуры. Носки, конечно, были влажные…