Алистер Маклин - Страх открывает двери

— Встать, Тэлбот! Едем на свидание с высшим обществом!

— Вот как! — Я сидел не двигаясь. — А потом вы отдадите меня в руки закона и получите причитающиеся 15 тысяч?

— Конечно? А почему бы нет?

— Я смог бы принести вам двадцать тысяч долларов.

— Вот как? — Он посмотрел на меня, что-то обдумывая. — И они все при вас?

— Не валяйте дурака! Дайте мне неделю срока или, пожалуй…

— Лучше синица в руках, чем журавль в небе! Таков девиз Яблонски! Ну, пошли! Похоже, что этой ночью будет не до сна.

Он снял с меня путы, и мы, пройдя через гараж, вышли из дома. Яблонски держал девушку за руку, в другой руке у него был револьвер, направленный мне в спину. Я не мог его видеть, да мне это было и ни к чему. Я знал, что он у меня за спиной.

Уже наступила полная темнота. С северо-востока дул ветер, принося с собой вольный острый запах моря и холодный косой дождь, который громко шумел в шелестящих листьях пальм и отскакивал от асфальта у наших ног. До того места, где Яблонски оставил свой «форд», не было и ста ярдов, но, пока мы их прошли, мы успели вымокнуть до нитки. В этот ненастный вечер на стоянке было пусто, но, несмотря на это, Яблонски оставил машину в самом темном уголке. Это было в его стиле.

Он открыл дверцы «форда» с обеих сторон и сам встал у задней двери.

— Сначала леди. С другой стороны… А вы — за руль, Тэлбот! Он плотно захлопнул дверь, как только я сел за руль, а сам проскользнул на заднее сиденье, чтобы я не забыл, в каком я нахожусь положении, он приставил к моему затылку дуло своего «маузера».

— Выезжайте на шоссе и поворачивайте на юг!

Я нажал соответствующие кнопки, проехал по территории мотеля и свернул направо. Яблонски обратился к девушке:

— Ваш старик живет немного в стороне от главной дороги, не так ли?

— Так…

— Туда можно попасть еще каким-нибудь путем? По каким-нибудь переулкам? Или проселочными дорогами?

— Да, можно объехать город стороной и…

— Хорошо! Поедем напрямик! Буду рассчитывать на то же, что и Тэлбот. Что никому не придет в голову разыскивать его в радиусе 50 миль от Марбл-Спрингс.

В молчании мы проехали через город. Дороги были почти безлюдны. Дважды я попадал на красный свет от двух единственных светофоров в городе, и оба раза, пока мы пережидали, дуло пистолета касалось моего затылка. Вскоре мы выехали из города. Дождь лил потоками, его каскады гулко барабанили по кузову и крыше машины. Казалось, что мы проезжаем под водопадом, а наши «дворники» не были приспособлены для езды под потоком воды. Мне пришлось сбавить скорость до 20 миль в час, и даже при этом я ехал почти вслепую, особенно когда фары встречной машины направляли на нас свои лучи, которые расползались вспыхивающими пятнами по ветровому стеклу. Эта слепота усугубилась тем, что проносившиеся мимо машины поднимали тучи брызг, образуя мощную волну, которой позавидовал бы любой эсминец.

Мэри Рутвен, прижавшись лбом к стеклу, всматривалась в эти сменяющие друг друга вспышки и провалы темноты. Вероятно, она хорошо знала дорогу, однако в этот вечер все казалось неузнаваемым. В самый неподходящий момент мимо прогромыхал грузовик, и она чуть было не пропустила поворот.

— Вот сюда! Надо свернуть сюда! — Она так крепко сжала мою руку, что машину занесло на обочину, прежде чем я успел ее выправить. Сквозь струи дождя, слева, ярдов на пятьдесят сзади, я увидел размытое свечение огней. Дорога была слишком узка, чтобы развернуться, поэтому я дал задний ход и потом медленно свернул с шоссе. Несмотря на то, что машина почти ползла, я только чудом не врезался в массивные белые металлические ворота, которые остановили бы бульдозер, не то что машину.

Казалось, что ворота эти замыкают собой туннель. Слева, футов на семь, поднималась белая стена из известняка, тянувшаяся, наверное, футов двадцать. Справа — белый домик привратника с дубовой дверью и окнами, которые были задернуты ситцевыми занавесками и выходили в туннель. Коттедж и стена соединялись почти плоской крышей. Я не мог рассмотреть, из чего сделана эта крыша, да это меня не очень-то и заинтересовало. Все внимание сосредоточилось на человеке, который вышел из коттеджа привратника, прежде чем я успел затормозить.

Это был не привратник, а мечта! Вдовствующая герцогиня могла бы только мечтать о таком шофере. Он был воплощением совершенства. Он был поэмой в темнобордовых тонах. Даже его сапоги, казалось, были цвета бордо. Модные бриджи, украшенная красивыми пуговицами куртка, аккуратно сложенные в руке перчатки, даже верх его шапочки — все было безупречного темно-бордового цвета.