Владимир Колычев - Горячая свадьба

– Да малахольный он у тебя какой-то! – ухмыльнулся отец.

Берта разошлась не на шутку, может, беда какая-то за воротами стряслась. Но на нее по-прежнему не обращали внимания.

– Да?

– Ты на Майю глянь! Настоящая русская красавица! Таких здесь не было и никогда не будет!

– Не было?! – вспылил Игнат Семенович. – Я не знаю, кого и где не было, а мы, Гуляевы, на этой земле всю дорогу стояли!

– Да! – пискнул сынок и с гордостью за себя глянул на Майю.

Девушка усмехнулась: а ведь прав отец, малахольный он какой-то. Ну хоть водку не жрет, и то хорошо.

– Прадед мой казаком был! Дед мой казаком был! Отец мой казаком был! – бил себя в грудь Гуляев-старший. – Я – чистокровный казак! Семен мой – чистокровный казак!.. А ты кто?

– Я кто? – Отец угрожающе поднялся со стула, повернулся к нему и вперил в него убийственный взгляд. – Я тот, кто таких казаков в гробу видал!

Берта уже не просто лаяла, она надрывалась.

– Папа, ты не слышишь, Берта взбесилась! – крикнула Майя.

Она и сама могла бы глянуть, что там случилось, но кто-то же должен осадить отца. Он, когда пьяный, буйным становится, а мама, напротив, погружалась в состояние сонной мухи. Сидит, смотрит на отца и кивает, соглашаясь с ним. А ведь он запросто мог избить Гуляева. Майя, в принципе, не против, но репутация семьи для нее не пустой звук. Они ведь действительно не местные, мать с отцом еще до ее рождения в этих местах осели. Из Московской области в теплые края перебрались.

– Берта?!. – нахмурился, прислушиваясь, отец. – Берта!.. Мы что, кого-то ждем?

Мама отстраненно мотнула головой.

– Нора, давай за ружьем! – направляясь к воротам, потребовал отец.

Мама уже приняла свою норму, она плохо соображала, но из-за стола поднялась и к дому направилась, набирая скорость, как будто просыпалась на ходу. Майя заметила, как Игнат Семенович глянул на нее. Мама-то женщина красивая, стройная, в свои сорок лет молодым фору даст, а у него жена уже выглядит как старуха, и толстая она, расплывшаяся как квашня. Таисии Дмитриевны за столом нет, вроде как заболела, а может, просто не захотела приехать. Может, испугалась, что муж сравнит ее с будущей свахой и подаст на развод.

Берта рвала цепь, пытаясь дотянуться до человека или животного, нарушившего ее покой. Отец должен был взять ружье, открыть ворота и выйти в ночь, так он, в общем-то, и собирался поступить. Но сначала он открыл калитку в воротах, а вместо того чтобы использовать ружье, с которым супруга запаздывала, спустил Берту с цепи. Она с лаем вылетела со двора, перескочила через дорогу и скрылась в темноте поля. И вскоре стало тихо. Никто не пытался напасть на отца, на Майю, на гостей, и собака не подавала признаков жизни.

– Берта! Берта! – покричал отец, но было по-прежнему тихо. Он еще пару раз позвал собаку и повернул назад, на всякий случай закрыв калитку.

– Может, собачью свадьбу учуяла? – спросил Семен.

– Тебя бы туда! – Майя неприязненно глянула на него.

Вот кого бы следовало назвать Июнем, или просто Нюней. Ни март ни апрель, ни рыба ни мясо.

– Да не слышал я свадьбы, – качнул головой отец.

– Вот я и говорю, – закивала Майя. – Не надо свадьбы!

– Ну почему же не надо? – в раздумье проговорил Гуляев-старший.

– Ты что-то сказал? – не то что бы зло, но резко глянул на него отец.

– Я не сказал, я спросил, – попятится от него Игнат Семенович. – Здесь, спрашиваю, наливают?

– А-а! Наливают!.. Еще как наливают! – подобрел отец и, обняв Гуляева за плечи, потащил к столу.

И Семен побрел за ними.

– Ты куда? – спросила Майя.

– А куда надо? – слегка оживился он.

– За Бертой пойдем.

– Куда?

– К реке. Там она где-то.

– Да кобеля она учуяла, – махнул рукой Семен.

– А если двуногого? С топором… Может, Славка Стенькин там? – Майя смотрела на Семена с непроницаемо спокойным, а оттого, казалось, зловещим выражением лица.

– С топором?

– Боишься?

– Да нет.

– Тогда пошли!

Семен хоть и малахольный, но понял, что его проверяют на вшивость, и, взяв себя в руки, пошел за Майей.

Отец мог бы расчистить поле перед домом, выкорчевать и сжечь кусты, деревья, засеять чем-нибудь или оставить под пар, но делать он этого не хотел. Он сам объявил поле заповедной зоной, для него и для всех оно являлось своего рода парком, очищенным от мусора, от сухостоя. И погулять здесь можно, и на травке под кустом полежать, и даже водички из родника попить. Но гулять можно днем, а ночью здесь неуютно и даже немного страшно. Ветер шевелил кусты, деревья махали ветвями, как будто разбойники руками. Луна в небе полная, но почему-то она освещала только верхушки деревьев и кустарников, а земли под ногами не видно.