Рядом с ним остановился раритет советского автопрома, из него вылез вроде не очень враждебно настроенный мужик:
– С вами все в порядке? Машина сломалась?
Пастор Бартон хорошо понимал русский язык, род деятельности обязывал, даже мог сносно на нем разговаривать, но сейчас мог выдавливать из себя лишь односложные фразы:
– Харьков? – он ткнул пальцем в сторону, в которой еще совсем недавно, и он был в этом уверен, находился пункт его назначения.
– Да все верно, – ответил мужик. – Харьков!
И ткнул пальцем в туже сторону.
– А…!!!??? – пастор показал на дорожный настил, вернее в то место, где по задумке строителей дороги, тот должен был быть.
Мужик непонимающе смотрел в место указанное его собеседником.
– А, – наконец до него дошел суть вопроса. – Да вы не переживайте, еще километров 15. Дальше будет получше!
– 15 километров!? – с ужасом спросил Бартон. – Харьков!?
– Нет! – ответил мужик. – До Харькова километров 250. Я имел в виду такой дороги.
– А я не…, – пастор не мог вспомнить ни термин обозначавший название войны в этом регионе, ни словосочетание, как это называлось по нормальному, на русском языке. – …, в войну приехал!?
– В войну!? Да не, господь с вами! Отсюда до войны километров 600 будет. Не переживайте вы так, едьте по этой дороге, и обязательно приедете в Харьков. Часов через шесть.
– Шесть! – пастор посмотрел на часы. Было 12. Он уже должен был быть в Харькове. Но не с такими дорогами, и «расторопными» сотрудниками аэропорта.
– А с чего вы взяли?
– А…? – переспросил пастор.
– Война, – мужик обвел вокруг себя руками, и указал себе под ноги. – Здесь? Почему?
– Почему!? – Бартон ткнул пальцем в «отсутствие» дороги.
Мужик долго смотрел в указанном направлении, потом перевел взгляд на пастора, потом опять посмотрел на «дорогу», а потом заржал. Приступ его истерического смеха длился не меньше трех минут. Пастор всерьез испугался, что мужика хватил припадок. Но потом тот, ни слова не говоря, и все еще хохоча, сел в свой советский «танк» и уехал.
Пастор Бартон смотрел ему вслед какое-то время, потом сел в свой Гитлер-мобиль, и приготовился к шестичасовому спурту, назвать сей процесс приятной загородной поездкой язык не поворачивался.
Его позвоночник требовал отдыха, а жук – бензина. Он остановился на заправке в которой, судя по нарисованным знакам, было еще и кафе. Заправив жука, он решился все-таки сходить отведать «местной» кухни. Над центральным входом в кафе красовалась пятиконечная звезда, пастор подумал, что это плохой знак, но потом вспомнил, что это просто напоминание о советском прошлом страны. Странно, что эту звезду, кто-то додумался покрасить в сине-желтый цвет.
Он сел за столик. К нему подошла официантка.
– Мне пожалуйста..
– Вы шо москаль!
– Москаль? – не понял Бартон. – Что это такое?
– Москаль це…, – официантка хотела сказать «тот хто разгаваривает по русски» но ее посетила мысль, что бывало с ней редко: «А шо если це не москаль!?» тогда она выставила бы себя расисткой, и идиоткой. Стоять с открытым ртом выглядело, конечно, намного умнее.
– Нет, я не из Москвы, – догадался Бартон о значении нового слова, хотя он сразу понял, что под ним подразумевалось что-то оскорбительное, и в разговоре, тем более с жителем Москвы, это слово лучше не употреблять. – Я живу в Америке, но родом из Польши.
– А почему на русском разгавариваете!?
– Я знаю русский язык.
– А почему не украинский!?
Пастор не знал, как ответить на этот вопрос, при этом, не рискуя лишиться почек. Контингент заправки доверия не вызывал, и вряд ли бы посмотрел на его воротничок. Скорее всего, они просто не знали, что он означает.
Чтобы не привлекать к себе еще большего внимания, он сделал вид, что внимательно изучает меню. От постоянного контакта с местным населением, ему дико захотелось водки. Потом он вспомнил, что за рулем. Ткнул пальцем в безалкогольное пиво, и блюдо, отдаленно напоминавшее пюре, с …, он не знал с чем.
– Выразка!? *язва по-русски*– с сочувствием посмотрела на него официантка.
– Нет, колбасы не хочу!
Девушка согнулась пополам, в истерике. И ушла. Пастор понадеялся, что она поняла, что он заказал, и абсолютно серьезно подумал, что возможно, Россия проводит в этой местности испытание нового, очень страшного психического оружия.
Телевизор показывал новости, но Пастор Бартон был слишком уставшим, чтобы пытаться воспринимать этот гибрид польского и русского. Хотя слушать там особо ничего и не надо было. Судя по картинке местные власти Харькова пытались превратить центр города в крепость. Это навела Пастора на мысль, впервые кстати с момента когда он пустился в этот вояж, что у него то по сути нет никакого плана, что он будет делать, после того как доберется до Харькова.
Читать дальше