Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

— Алло… Привет, Фред, дружище… Что?.. Я так и думал… Этого следовало ожидать… Минутку, я запишу…

Он достал блокнот, всегда лежавший наготове в ящике.

— Давай… Значит, в отеле «Флореаль» — ничего… Что они говорят об этом типе?.. Ну конечно, не хотят вмешиваться… Ах так! Подожди, я запишу… Монжо и тотализатор… Интересно, а дальше?.. Хорошо. Между нами говоря, тайные агенты не имеют привычки играть на бегах… Согласен… И когда же ты с ним встретишься, с этим официантом из кафе?.. Прекрасно!.. А я сейчас отправлюсь к госпоже Сорбье… Слушай, ты звони Мишо. Как только выдастся минутка, я ему тоже позвоню, и он мне все передаст… Пока.

Машина опять закрутилась, и Марей потирал руки. Монжо теперь крышка. Это дело каких-нибудь нескольких часов. Марей разогрел остатки кофе, наточил свою старую бритву и раза два-три провел лезвием по щеке. Все те же привычные жесты изо дня в день. Зеркальце, повешенное на окно, звук скребущей по коже бритвы и лицо, которое видишь перед собой, то и дело гримасничающее, чтобы облегчить бритве борьбу с непокорной щетиной. Но все это не мешает думать, как хотел того патрон… И додуматься, например, до того, что цилиндр-то могли украсть и раньше, а не в самый момент убийства. Может быть, утром, а может, и накануне… Или еще когда-то. В конце концов, цилиндра этого никто не видел. Знали только, что он там был… Ну а Сорбье?.. Сорбье, конечно, заметил бы… И ничего не сказал?.. Сорбье — сообщник?.. Немыслимо. Ну вот! Порез у самого носа. Но бедняжка Линда все равно ничего не заметит. При чем тут бедняжка Линда? Послушай-ка, Марей, не слишком ли много ты о ней думаешь? Она красивая. Такая белокурая, такая загадочная! Словно явилась невесть откуда! Ну да, я думаю о ней и думаю по-хорошему. Хотелось бы помочь ей и еще — чтобы она подняла на меня свои удивительные глаза. Капельку одеколона. Немножко пудры. Синий костюм. Я привык устраивать для себя маленькие праздники из пустяков, для себя одного…

Марей увидел свое отражение в зеркале. Старый дурак! Это в твоем-то возрасте? Ты внушаешь людям страх, хотя по правде-то сам боишься людей. Они такие до ужаса живые, у них столько тайн, силы, хитрости. И любви!..

Марей тщательно закрыл за собой дверь, спустился с лестницы. Золотилась листва в саду Тюильри, а солнце, казалось, ласково пошлепывало его по спине. «Надо будет принести цветы госпоже Бельяр и погремушку малышу», — подумал комиссар. Но едва он купил газеты в киоске, у него сразу все вылетело из головы.

«Таинственное преступление в Курбвуа. Погиб инженер… Специалист в области атомных изысканий застрелен из револьвера… Необъяснимое убийство на заводе по производству проперголя…»

Заметки были довольно туманны, но составлены ловко. Они произведут сильное впечатление! К счастью, о похищении не было пока ни слова. Но это только пока! Марей сел в машину несколько удрученный. Уже сегодня вечером или завтра газеты возьмутся за него. «Чем занимается полиция?.. Кто нас охраняет?..» И пойдет… Позвонят из министерства внутренних дел! Люилье ровным голосом скажет: «Послушайте, Марей, ну приложите усилия. Вы меня ставите в ужасное положение!»

Он бросил газеты на заднее сиденье и тронулся с места. Было еще довольно рано, и он позволил себе небольшую прогулку в Булонском лесу, медленно прокатился по пустынным пока аллеям. Линда, верно, уже встала, и, должно быть, именно она утешает старую Мариетту, а не наоборот. Вряд ли она останется во Франции. Продаст виллу. Исчезнет. Уедет на свой туманный север. Нет, решительно Марей был настроен на меланхолический лад. Он приехал на бульвар Мориса Барреса и, прежде чем войти, окинул долгим взглядом дом. Ставни полуприкрыты, молчание, траур. Хотя и раньше-то здесь было, верно, ненамного веселее. Он толкнул калитку. Слева — заботливо ухоженный садик. Розы, всюду розы. Клумбы, целые массивы, гирлянды. Своды беседки обвивает глициния. В глубине, справа от виллы, — гараж. Марей полюбопытствовал, сделав крюк: в гараже стоял сверкающий «Ситроен-ДС». С домом гараж не сообщался. Их разделял узкий проход, куда выходили окна одной из комнат, по всей вероятности кухни. Марей вернулся обратно и позвонил. Ему открыла Мариетта: казалось, она еще больше постарела и морщин прибавилось. Узнав его, она невольно отпрянула, словно он стал для нее олицетворением дурных вестей.

— Сейчас узнаю, — проворчала она.

Линда ждала его в гостиной, и Марей оробел еще больше, чем накануне. Это была совсем другая Линда. Статуя, задрапированная в черное, со склоненным лицом и опущенными ресницами под высокими арками бровей. Усталым жестом она указала на кресло.