Евгений Монах - Братва. Пощады не будет

Присел на скамейку и закурил «Родопи», купленные на железнодорожном вокзале. В зоновском лабазе в наличии только рабоче-крестьянские «Прима» и «Беломорканал», осточертевшие за четыре года, как лагерная баланда, в которой заположняк плавают куски даже неопаленной свиной кожи. Как заменитель мяса, надо полагать.

С наслаждением набрал в легкие душистый болгарский дым. Хотелось обдумать, как повести себя при встрече с матушкой, что сказать, но непослушные мысли невольно убегали на четыре года назад, когда мне было семнадцать...

Был ясный весенний день. Приближались каникулы. Желание зубрить скучные правила и формулы в такую пору испарилось начисто. Правда, оно и в другое время года не слишком мне докучало.

Промучившись пять уроков в душегубке класса, я больше вытерпеть не смог. Меня манили шумно-бездумные улицы, сверкающие на солнце витрины-зеркала, детский лепет молодых тополей, скинувших ледяные оковы зимнего сна.

Слиняв с шестого урока с идиотским названием «трудовое воспитание», решил идти домой не сразу, а побродить по парку, чтоб мамуля ничего не заподозрила. Она ведь знает расписание моих уроков даже получше меня.

Свернул на боковую аллейку, где всегда было прохладно из-за густо росших деревьев и акаций, не пропускавших жарких солнечных посланцев на землю.

В глубине аллеи, в тупичке под шатром дикой акации, находилась скамейка. Но давно облюбованный мною уютный уголок оказался нахально захвачен неизвестной компанией.

Четверо парней, моих сверстников, шпилили в карты, а пятый, рыже-пегий детина лет двадцати, равнодушно-скучающе следя за ходом игры, наигрывал что-то на гитаре, почти сплошь покрытой западными наклейками бесстыдно оголенных девиц в явно вызывающих позах.

– Подойди-ка, пацан! – сказал один из играющих.

Я послушался.

– Ты чего, не в курсях, желторотик, что это место лично нам принадлежит и чужакам здесь очень вредно для здоровья? – явно издеваясь, оскалился игрок.

– Во-первых, не в курсях, а во-вторых, это мое место! – Я сбросил на землю свой школьный ранец, с какой-то даже веселостью чувствуя, как привычно напряглось тренированное тело. Я отлично понимал, что драки не избежать – они сами нарывались. Но нисколько не боялся – меня не напрасно считали в классе специалистом по мордобою. Я никогда не отказывался от схватки, воспринимая ее таким же видом спорта, как бокс или карате.

– Отвяжись от малыша, Серый! – явно подначивая, сказал гитарист. – А то он тебя размажет, а нам отскребать придется!..

Серый, мерзко усмехаясь, встал со скамейки:

– Это мы щас будем поглядеть, кого отскребать придется!..

Но он даже не успел сделать замах для удара, как я применил свой коронный прием: левой в солнечное сплетение, а правой – снизу в челюсть. Мой самонадеянный противник отлетел к скамейке и рухнул под ноги своим ошарашенным приятелям. Попытался подняться, надсадно выплевывая ругательства, но не смог и опять уткнулся разбитой мордой в траву.

На ближайшее время он стал уже не опасен.

Игроки несколько мгновений ошалело глазели то на своего поверженного товарища, то на меня, а затем без слов кинулись на победителя. Лишь парень с гитарой остался на скамейке, со странной улыбкой наблюдая происходящее.

Первому из нападавших крупно не повезло. Защищая живот, он по-глупому открыл шею, и я не преминул этим воспользоваться. Короткий скользящий удар ребром ладони, и атакующий, хватая ртом воздух, повалился кулем на землю.

Второй нападавший, не рискуя вступать в ближний бой, пнул меня в пах – подлейший прием, которым я никогда не пользовался. Невыносимо резкая боль скрючила меня пополам, и, получив новый удар ногой, теперь уже в голову, я упал.

«Все», – неожиданно равнодушно подумалось мне. Сил сопротивляться и даже кричать уже не осталось.

– Ша! Кончай свару! – внезапно вмешался гитарист. – Помогите ему встать!

Явно неохотно ребята повиновались.

Меня, грубо залапав, усадили на скамью.

– Займитесь Дантистом!

Дантист, невысокого роста кряжистый парень с калмыцки раскосыми глазами, сидел на земле и обеими руками старательно растирал себе шею. Ему помогли принять вертикальное положение.

– У-у! Падла! – прохрипел-просипел Дантист.

В руке он сжимал тяжелый медный кастет.

– Убери, идиот! – скользнул по нему пренебрежительным взглядом гитарист.

Дантист сразу как-то весь съежился, обмяк. Кастет скользнул в карман.