Виктор Иванников - Идти до конца

— М-да, дела, ну что же давайте прикинем. Что Вы думаете по этому поводу, Георгий Михайлович?

— Мне кажется, Анзор Ираклиевич, работа Бориса Николаевича близится к завершению, успешному завершению. Тот, кто им стал руководить, «почил в бозе», так говорят русские, ну и все его действия объективно помогли нашему клубу не вмешаться в те дела, которые могли бы нанести нам вред, положить пятно на репутацию. Полагаю, будет создана другая следственная группа. Но что она обнаружит? Все переданные Борисом Николаевичем сведения — разборка двух не поделивших между собой экономический пирог, об этом же вся пресса и СМИ третий день трезвонят, да и сами факты об этом говорят. Кроме того, вожаки, главные этих двух сцепившихся групп, уже на том свете. А нет человека — нет и проблемы! Это же хорошо известно! Кого теперь будет интересовать сия война? СМИ? Да они уже выжали всё, чего можно? Руководство им это по барабану, лишь бы больше не орали на весь мир… война… мафия. Конечно, просто так забыть и стереть из памяти вряд ли получится, вот пусть группа потихонечку для имиджа власти поработает и спустит всё на тормозах. Ей выводы можно хоть сейчас писать: высокопрофессиональные действия привлечённых сотрудников СОБРа и лично одного из видных руководителей МВД, геройски отдавшего свою жизнь. Полагаю, Анзор Ираклиевич, уже не дожидаясь окончательного завершения работы, можно отблагодарить уважаемого Бориса Николаевича, нашего верного друга и попросить его взять на себя завершающую стадию.

— Я согласен с Вами, Георгий Михайлович. Как, Борис Николаевич, сумма в семьдесят пять тысяч долларов Вас устроит?

— Буду благодарен, Анзор Ираклиевич. А за завершение не беспокойтесь.

— Тогда можно считать — мы договорились? Так?

— Так, Анзор Ираклиевич.

— Вот такие дела, сынки. Всё заканчивается для нас удачно. Слушание прекращаем, переходим к следующему толстосуму — мироеду. Сегодня отдыхайте, а завтра начнём. У нас уже есть предварительные данные и прикидки. Вопросы есть?

— Есть, командир. Считаю действия этого Анзора Ираклиевича и Георгия Михайловича оставить безнаказанно нельзя. Эти упыри, так легко отправляющих другие жизни на тот свет только из-за того, что могут потенциально проговориться об их паскудных задумках, должны сами, в первую очередь, отправиться туда. Прошу поручить эту акцию мне.

— Егор, у нас начинается новая очень серьёзная операция. Мы не сможем «разорваться», у нас мало боевых единиц. Все загружены по горло основной работой. А вот после завершения её, обещаю вместе продумать акцию возмездия. Я тоже считаю, что эта «нелюдь» не должна смердеть на нашей земле. И всё на этом.

На следующий день началась работа уже по другому кандидату.

Мордашевский Семён Григорьевич заметно отличался от предыдущих толстосумов. Те — либо выходцы из теневиков подполья, избежавших тогда довольно известный приговор — именем народа к высшей мере, либо не успевших дождаться его и выпущенными на все четыре стороны вставшим у руля руководства страны «тетеревом», усиленно токующим под благосклонные похлопывания в ладошки забугорной элиты, либо выходцы из славного комфортного для тех, кто оказался вблизи верхушки партии и деловых мальчиков славного, Комсомола, подвизавшихся в нём в основном за заслуги своих родителей или родственников, либо те, кто имел доступ к распределению и управлению экономическими, финансовыми или природными ресурсами. Он не был ни тем, ни этим, ни другим. Он — бывший мастер спорта по мотоциклетным гонкам, многократный призёр первенства СССР и Европы, сумел «пробиться» в видные промышленники благодаря своей смелости, напористости и удачной женитьбе. Она дала ему возможность войти поначалу в дирекцию крупного металлургического комбината. С помощью хитрого, изворотливого тестя Леонида Кирилловича сначала прошёл непростую науку прижимистого, расчётливого хозяина, а затем уже и практику в дирекциях предприятий этой отрасли, так или иначе аффилированных с этим комбинатом. Став крупным акционером и получив определённую свободу рук, по старой памяти стал привечать друзей из прошлого, с кем не раз пришлось поучаствовать в горячих схватках, где жизнь нисколько не «щадилась», а главное — это было добиться победы. Многие видные спортсмены, видя наглядно своё будущее — почётное, но бедное, уже в те времена пытались на свой страх и риск использовать предоставляемые спортом возможности. Как правило, эти их попытки плохо сочетались с известным Уголовным кодексом. Некоторые из них оказались на нарах, но часть всё-таки сумела вывернуться. Как-то незаметно у него сформировался костяк из таких вот ушлых спортсменов. Тесть не одобрял в этом своего зятя, поговаривая: «Лучше бы набирал специалистов моего профиля», — но, тем не менее, не мешал его забавам, которых он был лишён в детстве. Времена накопления первоначального капитала были жестокими, и как поступал тесть, так и с ним в один злополучный день поступили — взорвали вместе с женой и дочкой в машине. Мудрый тесть предвидел такую возможность, имея перед своими глазами множество соответствующих примеров. К тому же, к этому времени и сам Семён Григорьевич, по его мнению, значительно «повзрослел», стал неплохо разбираться в методах управления, конкурентной борьбе и понимания с кем надо делиться. Так как дочка не подавала, к его большому сожалению, никаких надежд в этом смысле, как говорится, пошла в маму — мягкую, интеллигентную женщину, увлечённую филологией. В предвидении такого развития событий он и завещал развитие своего любимого детища, выстраданного потом, слезами, тюремным сроком, порой жутким страхом, хоть и не очень любимому, но подающему приметные надежды зятю. Кроме всего прочего он оставил ему ещё и своего доверенного, с кем прошёл огонь и воды, и медные трубы, с кем ещё при Андропове был посажен на нары и выпущен «тетеревом». Яков Моисеевич после смерти своего шефа оценил ситуацию, как максимально благоприятную для себя лично, то есть становления собственного дела. Спору нет, в стремительном восхождении в мир промышленников и финансистов Леонида Кирилловича была и его заслуга. Ряд выполненных этой парочкой афер точно была заслугой Якова Моисеевича. Зятя своего шефа он серьёзно не воспринимал, так как с детства чурался всякого спорта и был искренне убеждён: «Все, кто серьёзно занимается этим родом деятельности, не шибко одарены мозговыми извилинами». Недолго думая, практически сразу же начал проводить свою политику, оборачивая её в сладкие, обнадёживающие речи, тучи цифр и сетования на напряжённость, сложность и так далее. Семён дал ему порезвиться в уверенности своей безнаказанности в течение нескольких месяцев. Тем временем сам, вникая в тонкости дела, однажды сделал для себя четкий вывод. Сразу же последовала его реакция. Яков Моисеевич был жестоко избит и вынужден был улечься на излечение и реабилитацию. Пострадала и его семья, уехавшая в страну обетованную с двумя дочерьми, где он приобрёл для их проживания в курортной зоне очень и очень неплохой коттедж. Приобрёл он его за большие деньги, нажитые им непосильным трудом, очень им гордился. Считал его домиком на старость, благополучную и сытную, вот только он ещё «пооттяпает» у этого недоросля побольше. Ведь у него дочки, а им тоже нужно жить в своих «домиках». Так вот этот коттедж в одно прекрасное время, когда его любимая жёнушка Ираида Давыдовна и не менее обожаемые дочки изо всех сил ухаживали за ним в отличном пансионате, куда его поместил под надзор преданному ему персоналу Семён Григорьевич, вдруг взял да и сгорел. Приехавшей пожарной команде пришлось только раскатать его по земле, дабы он не стал источником возгорания других, не менее прекрасных коттеджиков, так как, к сожалению, погода была весьма ветреной, и к тому же около двух месяцев стояла сушь. Страховая компания сообщила, на какую сумму и через сколько месяцев он может получить страховую сумму. Услышав это, Яков Моисеевич схватился за голову и получил инфаркт, правда, сравнительно быстро оправился. После сего печального события его посетил лично Семён Григорьевич и объяснил весьма доходчиво и просто: он служит ему, так как он служил тестю, зная, что за воровство ему оторвут руки, вырвут язык, а дочек сплавят в публичный дом не слишком высокого класса. Ему надо вернуть честно с неграбительскими процентами всё то, чего он успел украсть у него после гибели тестя. В противном случае он, Семён Григорьевич предвидит, что у дочек опять же в ближайшем будущем будет бордель где-нибудь в Турции, а его парализованного в коляске с женой сзади, и она будет ухаживать таким образом до конца его дней. Быстро прикинув все за и против, отлично осознавая, что с ним не собираются шутить и проклиная себя за чрезмерную самоуверенность и недооценку этого спортсмена, согласился на первый вариант. Отлично помня предупреждение этого парня, ежедневно видя его в окружении ушлых громил, он стал если и подворовывать, то в пределах, кои он обозначил для себя, как комиссионные. Семён Григорьевич быстро раскусил сию тактику, но справедливо посчитал — кто родился мошенником, того только могила может исправить. Стал смотреть на эти выкрутасы довольно снисходительно, но время от времени проводил тщательный аудит, заставлял того вернуть всё до копейки, а Ираиде Давыдовне отстирывать обгаженные бельё и штаны. Так они и работали далее.