Владимир Колычев - Ловелас в законе

— А эти грибочки, как известно, вызывают мухоморное настроение.

— Мухоморы вызывают галлюцинации.

— Не смешно. Это не я сказал, а он. — Никита кивнул через плечо.

— Кто он?

— Мой домовой. Больше тебя с собой не возьму, повешу на балконе, будешь на солнце вялиться. Это я не вам.

— Это прикол такой?

— Красивая девчонка, вся из себя, все при себе… А ножки… Дусик, ты сегодня в ударе!

— Дусик? — Шатенка фыркнула.

— Домовой Дусик.

— А почему не Кузя?

— Если бы я его выдумал, то назвал бы Кузей. А Дусик — вполне реальный перец. Ножки, говорит, на самом деле зачетные, но это, мол, не повод на тебя засматриваться. В душу сначала заглянуть нужно. А как это я сделаю, если за рулем сижу? Дусик, ты сегодня угомонишься? — Никита глянул в зеркало заднего вида. — Машину остановить?.. Хорошо, но тогда ты выйдешь. — Никита стал притормаживать.

— Не надо ко мне в душу заглядывать, — сказала девушка и провела пальцами с яркими ноготками поперек декольте.

— Не надо?

— Нет! — Она приложила к груди ладонь.

То ли душу хотела закрыть, то ли, напротив, пальцами расширить вырез на груди.

— Дусик, ты куда?.. — Никита бросил взгляд через плечо. — Ну вот, ушел!.. Слышала, как дверь хлопнула?

— Нет.

— И я не слышал. А он все равно ушел. Теперь мне и поговорить не с кем.

— Со мной поговори. Если ты без этого не можешь. — Она усмехнулась.

— С тобой неинтересно, — набирая ход, сказал Никита и вздохнул.

— Почему это? — В ее голосе тихонько пискнула обида.

— Ты в Дусика не веришь.

— А я должна в него верить?

— Не парься. Ты вовсе не обязана быть интересной.

— А я неинтересная?

— Для меня.

— А кто ты такой?

Никита промолчал, давая пассажирке понять, что потерял к ней всяческий интерес. Девушка взглянула на него и едко усмехнулась. Она ничуть не сомневалась в том, что спектакль продолжится, но Никита молчал с таким видом, как будто в салоне, кроме него, никого не было.

Заговорил он только тогда, когда машина остановилась у подъезда многоэтажного дома:

— Приехали!

— Дусика своего забери! — заявила шатенка.

Она недовольно поморщилась, оторвала от себя нечто невидимое, судя по ее движениям, трепыхающееся и протянула ему.

Никита с удовольствием включился в игру. Он попытался взять невидимого Дусика, но тот как будто вырвался и вернулся к пассажирке.

— Не хочет ко мне. Ему у тебя понравилось. Эй, ты куда?

Несуществующий Дусик выскочил из машины, метнулся к подъезду.

Никита проводил его взглядом, шлепнул ладонью по своей коленке и буркнул:

— Ну вот и все!

— Что все? — осведомилась шатенка.

— К тебе домой побежал.

— А кто сказал, что я здесь живу?

— Дусику никто не сказал. А мне… Я к тебе домой не рвусь. Даже на чашечку кофе.

— Даже на чашечку кофе? — Насмешливые нотки звонко прозвучали в ее голосе.

— А Дусику передавай привет. — Никита кивком показал на выход.

— А если он у меня поселится? — Девушка, похоже, не хотела уходить.

— Это ненадолго. Проголодается, на задних лапках ко мне прискочит.

— А я не могу его накормить?

— У тебя есть дурные мысли?

— Он питается дурными мыслями?

— Исключительно.

— У тебя много дурных мыслей?

— Тебя увидел, и появились.

— Браво!

— А у тебя есть дурные мысли?

Шатенка глянула на Никиту заинтригованно, с явной хитринкой. Дескать, если у меня и есть дурные мысли, то я тебе об этом не скажу.

— Ты должен подняться ко мне и забрать Дусика.

Почти так она и сделала, не сказала, но понять дала.

— Потому что у тебя нет дурных мыслей, и ему нечего есть, — сказал Никита.

— Я не хочу, чтобы он умер от голода, — подтвердила она.

— Отлично!

Они поднялись на шестой этаж, она ключом открыла дверь. В квартире никого не было. В гостиной за открытой дверью тихо, но звонко тикали часы.

— Дусик! — позвал Никита.

— А в ответ тишина. Не дошел или умирает от голода.

— Если умирает, то одних моих дурных мыслей будет мало. Тебе придется поднапрячься. — Никита пристально смотрел на свою новую подружку, как будто гипнотизировал ее.

— Ну, я попробую, — сказала она и завороженно кивнула.

— Я тебе помогу. — Он потянулся к ней.

Она откликнулась на это немое предложение, подалась к нему, приняла поцелуй, глубокий, напористый, вызывающий самые дурные мысли.

— Слышишь, как чавкает? — спросил Никита, оторвавшись от нее. — У него за одним ухом трещит.

— Почему за одним? — пробормотала она, прижимаясь к нему.