— У меня кандидату одному из карабина все окна изрешетили. А он ни слова о бандюках. Пацаны, говорит, балуются, — рассказал один из начальников.
— Боятся признаться, — констатировал Субботин и вслух обругал Булкина.
Распрощавшись вскоре с коллегами, он в нарушение запрета все же заглянул в избирком, разыскал председателя и выложил ему свои опасения. Тот в стиле Булкина театрально развел руки.
— Да поймите вы. Нет у меня законных оснований для их отстранения. Докажите, что они преступники, — тогда другой разговор, — начал объяснять Вострецов, и майор понял всю бесполезность дальнейшей дискуссии.
— Скажите, а кто-нибудь свою кандидатуру снимал? — поинтересовался он, и председатель неожиданно смутился.
— Несколько человек по семейным обстоятельствам, — слегка помявшись, соврал Вострецов.
— А на угрозы не жаловались? — не отставал от него Субботин, и Вострецов, обеспокоенный любознательностью майора, не решился отрицать зарегистрированные звонки.
— В самом начале жалобы были, но потом все стихло, — признался он и напоследок попытался успокоить настырного милиционера. — Да вы, товарищ майор, не переживайте. Никто за них не проголосует.
В тот же день поздно вечером к задержавшемуся на службе Субботину ворвалась жена бывшего профессора политэкономии Анна Сергеевна Вознесенская, с которой он имел честь познакомиться около года назад, раскручивая одно очень запутанное дельце.
— Георгий Николаевич, родной, помогите, — дрожавшим от волнения голосом запричитала она. — Степан Яковлевич исчез.
Как следовало из ее слов, пообедав, Степан Яковлевич отправился на почту за пенсией и до настоящего времени так и не вернулся.
— Я вначале подумала, в шахматы заигрался. А уж когда стемнело, побежала в парк — никого нет, я на почту — там все закрыто. Вернулась — стала в «скорую» звонить. Говорят, не поступал, — весьма сумбурно перечисляла Вознесенская порядок действий по розыску мужа. — Георгий Николаевич, помогите, — снова заголосила она.
Субботин напоил ее холодным чаем, слегка успокоил и, записав содержавшее приметы мужа объяснение, отправил домой.
В надежде отыскать профессора он бросил все имевшиеся в наличии силы на прочесывание территории, но Степан Яковлевич словно в воду канул.
Только утром, через час после открытия почты, вернувшийся в отдел опер Пушков принес первую безрадостную информацию, еще более всех озадачившую.
Его разговор с почтовыми работниками ничего к ранее известному не прибавил. Судя по финансовым документам, Вознесенский получил пенсию и беспрепятственно покинул отделение. И только торговавшая на улице молоденькая мороженщица навела сыщика на след.
После описания примет Вознесенского она вспомнила происшедший на ее глазах инцидент. Со слов девушки, к вышедшему из дверей почты профессору подскочили двое бандитского вида парней, завернули старику руки и запихнули в поджидавшую их красную иномарку.
— Номер, разумеется, не запомнила. Приметы — типовые. Опознать вряд ли сможет, — закончил свой рассказ Вася Пушков.
Все, казалось бы, прояснилось, но теперь возник другой, не менее странный вопрос: чем не угодил бандитам безобиднейший Степан Яковлевич?
Некоторую ясность в умы сыщиков внесла Анна Сергеевна, извещенная ими о похищении и вспомнившая об услышанном накануне телефонном разговоре, где речь, как ей показалось, шла о выборах. Припомнила она и слова, произнесенные мужем в ответ собеседнику: «Я в политических мероприятиях не участвую». Имя незнакомца Анна Сергеевна не знала.
Связав все воедино, сыщики пришли к мнению, что исчезновение профессора обусловлено предстоящими выборами. Вот только какая из двух группировок стоит за этим похищением, зачем им понадобился профессор и каковы будут последствия его отказа?.. Субботин взял со стола ежедневник, полистал страницы и, отыскав нужный номер, позвонил Замполиту на трубку.
— Повесткой вызывайте, — огрызнулся
авторитет на устное приглашение майора.
— Я бы вызвал. Да ты адреса часто меняешь. А тут дело срочное, — стараясь до поры до времени не обострять разговор, объяснил Субботин. — Гарантирую, что больше чем на час не задержу.
Твердость субботинского слова Замполит испытал на собственной шкуре и, ворочаясь на шконке тюремной камеры, не раз проклинал в душе твердолобого мента. Поэтому во избежание ненужных ему осложнений согласился показаться в отделе. Похожий разговор состоялся и с Димой Холуйским.
Читать дальше