Погода стояла пасмурная, теплая, безветренная. С утра зарядил медленный мелкий дождик, усыпанные опавшей листвой газоны мокро поблескивали, с крыш капало, и на асфальте стояли мелкие лужи. Где-то в лесу сейчас, наверное, густо лезли из-под земли последние в этом году грибы, и, подъезжая к дому Дугоева, Глеб мысленно пожелал Федору Филипповичу доброй охоты. Поворачивая во двор, он привычно проинспектировал все три зеркала заднего вида, но белого «форда» сегодня нигде не было видно.
Остановив машину на обычном месте напротив подъезда, он выключил музыку и привычно огляделся. Все было как всегда; а впрочем, нет, сказал он себе, не все.
Его внимание привлек бомж, сортировавший содержимое мусорных баков на контейнерной площадке для сбора твердых бытовых отходов — говоря попросту, по-русски, на помойке. Бомж был новенький — Глеб его, во всяком случае, никогда раньше здесь не видел, — и, вероятно, поэтому основательно припозднился: старожилы уже успели дочиста выгрести из баков все, что могло представлять хоть какую-то ценность. Судя по одежде, а главное, по возрасту — на глаз ему было никак не больше двадцати, — бомж записался в эту категорию граждан совсем недавно. На то же намекала его короткая стрижка, а заодно и осторожная, брезгливо-стеснительная манера рыться в отбросах — чувствовалось, что дело это для него новое и непривычное. На голове у бомжа была черная трикотажная шапочка, а в руке — черный полиэтиленовый пакет.
Все эти странности были, что называется, в пределах допуска, но быстрый косой взгляд, брошенный бомжем через плечо на подъехавшую машину, Глебу уже откровенно не понравился. После этого взгляда бомж окончательно сгорбился, скукожился, спрятав лицо, и принялся рыться в мусоре с таким остервенением, словно собственными глазами видел, как в бак выбросили кейс с миллионом долларов, и теперь никак не мог этот кейс отыскать.
— Ну-ну, — разглядывая этого типа сквозь рябое от капель дождя ветровое стекло, негромко произнес Сиверов.
Запустив руку за левый лацкан, он расстегнул клапан наплечной кобуры и снял пистолет с предохранителя. С момента последнего покушения, когда Дугоева спас только предусмотрительно надетый бронежилет, Глеб больше не расставался со «стечкиным». Афишировать это обстоятельство он не стал: с некоторых пор его не оставляло крайне неприятное ощущение, что организатор покушений на Дугоева находится где-то рядом, и он не хотел спугнуть этого гипотетического злоумышленника демонстрацией огневой мощи. Еще, чего доброго, и впрямь испугается, а испугавшись, откажется от грубых силовых методов и измыслит что-нибудь более тонкое — например, подсыплет крысиного яду в бутылку, из которой Дугоев пьет минералку во время тренировок, или перестанет наконец скупердяйничать и наймет нормального снайпера, который подстрелит Черного Барса, как куропатку, с расстояния, исключающего возможность вмешательства…
Он вышел из машины и, стоя с непокрытой головой под моросящим дождиком, сообщил Марату по телефону о своем прибытии. Капли дождя оседали на темных стеклах очков, ухудшая видимость, и Слепой уже не впервые пожалел, что в продаже не бывает очков с «дворниками». Технически создать нечто подобное наверняка несложно, но выглядеть это будет чересчур громоздко, и понадобятся нечеловеческие усилия инженеров, дизайнеров, а главное, специалистов по рекламе, чтобы такие очки вошли в моду.
Перед тем как войти в подъезд, он еще раз огляделся, подчеркнуто обойдя своим вниманием контейнерную площадку с роющимся в баках бомжем. Из-за расположенной поодаль трансформаторной будки, как пресловутые уши из-за кулис, выглядывал кургузый капот белых «жигулей» — судя по характерному дизайну, весьма популярной в восьмидесятых годах прошлого века шестой модели. Оттуда же, из-за угла, стелясь по земле и путаясь в мокрой жухлой траве, лениво тающими клубами выплывал сероватый пар автомобильного выхлопа. Сиверов отвернулся, вошел в подъезд и только тогда позволил себе вполголоса произнести насмешливое: «Ишь ты!»
Дверь квартиры Дугоева распахнулась ему навстречу, и Марат вышел на площадку, держа на плече спортивную сумку с амуницией.
— Жилетку надел? — спросил Глеб после обмена приветствиями.
— Оторвали, оторвали, оторвали у попа, — демонстрируя неожиданно глубокие познания в области русского фольклора, нараспев продекламировал дагестанец. — Не подумайте плохого — от жилетки рукава! Надел, конечно, — добавил он в прозе, встретив требовательный, неулыбчивый взгляд телохранителя.
Читать дальше