Лев Тахтаров - Волчий билет

Остановил машину метров за десять, лоб в лоб девятке. Снял предохранитель, посмотрел в зеркало заднего вида, никого, вышел, захлопнув дверь, направился ему на встречу. Вова вынул правую руку из кармана, хотел поздороваться, но я остановился метра за три до него, – Давай к делу.

– Как скажешь, – ответил он и сунул руку обратно в карман.

И в этот момент, мир как будто замер для меня. Все чувства мои обострились, наверно, как у волка на охоте. Я стал чувствовать во сто крат сильнее. Вот справа я услышал, как из воды выпрыгнула маленькая рыбка и плюхнулась обратно. Слева захрустел песок, это запрыгал воробей под сосной, чуть дальше упала шишка. Опять справа, возле уха, громко, как Боинг на посадку, пролетела муха. В нос ударил запах травы снизу, справа тянулся шлейф из тины и затхлой воды, слева терпкий вкус сосновой хвои. От Вовы остро пахло пропотевшей одеждой и щедрым перегаром из виски, водки, пива и утренней минералки. И еще что-то примешивалось вкусное, но непонятное, до боли знакомое, как будто из детства. «Клиник Хэппи» – дошло до меня, любимая туалетная вода Хохла. Это я купил ее Ушастику еще в первую свою поездку в Москву. Место гибели Хохла, машина Хохла, любимый запах Хохла. Может, дух его кружит сейчас здесь и помогает мне? Откуда же еще взялись все эти обостренные ощущения? Переведя взгляд на Вовин карман, я увидел все ворсинки на его ткани и несколько коричневых пятен пивного оттенка. Очень медленно, как в замедленной съемке, я увидел, как правая кисть его в кармане что-то сжала, можно было посчитать даже костяшки кулака сквозь толстую ткань и начала свой путь обратно. Левая рука его расслабленно лежала в кармане. На правое плечо сел комар и стал ходить, тыкая своим хоботком, ища слабое место. Колени его чуть подались вперед, под носками кросовок сильнее примялась трава, а из-под левой пятки выскочила одинокая травинка. Значит, он перенес вес тела вперед. Правая рука продолжала свой путь наружу. Вот уже выглянула обожженная кожа запястья. Полоска кожи все увеличивалась, а разочарованный комар улетел. Вот уже и кулак стал появляться и в нижней его части выглянула черная пластиковая рукоять.

Мне не составило труда опередить его и выстрелить в правую от меня часть груди. Вовины глаза сначала расширились от удивления, затем стали медленно затухать. Колени стали гнуться, а тело медленно опускаться вниз.

Резкий запах дыма и сгоревшего пороха ударил в нос, затем донесся сладкий теплый запах крови, одарив неведомым доселе чувством эйфории.

Когда я очнулся от наваждения, Вова лежал на правом боку, с открытыми, но уже стеклянными глазами, а на левой груди его росло черное пятно. Колени были согнуты, левая рука так и осталась в кармане, правая вытянута вперед. В сжатом кулаке торчала рукоять, но самого ствола не было. Разжав еще теплую ладонь, я взял то, что было в ней зажато.

Это был диктофон. Он что, хотел записать наш разговор? Но немного разобравшись в меню, нашел там одну запись, видимо, предназначенную для меня, нажал кнопку Плей. Сначала раздалось шуршание, какие-то отдаленные голоса, затем женский далекий голос стал монотонно что-то рассказывать, телевизор, догадался я, затем раздался четкий голос Ушастого:

– Слушай, а вот вы говорите, это Фил Хохла завалил, а че они не поделили-то?

– Как че? Город они не поделили, – раздался голос Земы.

– Точняк, – это уже Сема добавил, – Хохол вообще оборзел в последнее время, все под себя тянул.

– Понятно, – протянул Вова, – Два медведя в одной берлоге не уживутся. А тело куда дел?

– А хрен его знает, – ответил Сема, – Филу лишних вопросов лучше не задавать, чтобы рядом не лежать. О, стихами даже заговорил, – раздалось его же хихиканье.

Конец.

Бесконечно долго я включал эту короткую запись, перематывал заново на начало, снова слушал, слушал и слушал.