Он опустил конверт во внутренний карман и застегнул жилет.
— Я и сам это могу сделать, — сказал он. — Я раньше ухожу из дому. Так оно гораздо быстрее дойдет.
Он увидел, как она в испуге скосила глаза в сторону, и в них мелькнул страх пойманного в ловушку зверька, исчезнувший так быстро, что он убедил себя, что, должно быть, ошибся и ему это только померещилось.
Когда он снова взглянул на нее, она, задумчиво сдвинув брови, терла кончики пальцев куском промокательной бумаги, удаляя с них скорее воображаемые, чем реальные пятна, и, казалось, что в тот момент у нее не было больше других забот.
На следующее утро он решил, что никогда еще не видел ее такой хорошенькой и такой нежной. Все ее прежние изъявления любви казались холодностью по сравнению с нынешней заботливой теплотой.
Она была одета в лиловый шелк, по которому, с какой стороны ни посмотреть, пробегали сверху вниз серебрящиеся волны. При ходьбе ткань вздыхала, словно от восхищения перед ее красотой. Она не осталась сидеть за столом, как раньше, она проводила его до парадной двери, тесно прижавшись к нему и обхватив рукой за талию. И, глядя, как косой луч утреннего солнца брызнул ей в лицо ярким светом, потом отступил, потом снова поймал ее и так продолжал играть с ней на протяжении всего пути через прихожую, он подумал, что такой ангельской красоты ему еще не доводилось созерцать, и затрепетал при мысли, что она принадлежит ему и ходит по его дому, рука об руку с ним. И, прикажи она ему лечь и умереть прямо здесь и сейчас, он был бы рад это сделать, и рад был бы получить подобный приказ.
Они остановились. Она оторвала голову от его плеча, взяла его шляпу, стряхнула с нее пыль и подала ему.
Они поцеловались.
Она приготовила его куртку, распахнула ее, помогла ему одеться.
Они поцеловались.
Он распахнул дверь, приготовившись уходить.
Они поцеловались.
Она вздохнула.
— Терпеть не могу, когда ты уходишь. Мне теперь целый день одной томиться.
— Чем же ты займешься? — сокрушенно спросил он, внезапно и лишь на мгновение, как это бывает с мужчинами, осознав, что ей тоже как-то нужно провести этот день, что она и в его отсутствие продолжает существовать. — Наверное, пойдешь по магазинам? — заискивающе предположил он.
Ее лицо на мгновение просветлело, как будто он угадал ее тайное желание.
— Да!.. — И снова померкло. — Нет… — упавшим голосом проговорила она.
Он насторожился.
— Почему же? Что случилось?
— Нет, ничего… — Она отвернула голову, не желая отвечать.
Взяв ее за подбородок, он повернул ее лицом к себе.
— Джулия, я хочу знать. Скажи мне. В чем дело? — Он коснулся ее плеча.
Она попыталась выдавить из себя улыбку. Глаза ее смотрели через порог.
Ему пришлось догадываться самому.
— Деньги?
Он догадался правильно.
У нее и ресничка не дрогнула, но она каким-то образом дала ему понять. Но уж точно не словами.
Он, смеясь, облегченно вздохнул.
— Ах ты моя бедная глупышка! — Он мгновенно распахнул полу пиджака и полез внутрь. — Да стоит тебе только попросить, разве ты не знаешь, что?
На этот раз ее ответ не подлежал сомнению.
— Нет!.. Нет!.. Нет! — почти яростно, с детской капризностью воскликнула она. И даже ножкой притопнула. — Я не могу просить денег. Это неприлично. Не важно, что ты мой муж. Все равно это неприлично. Я ничего не могу с собой поделать, меня так воспитали.
Он глянул на нее, улыбаясь. Он ее обожал. Но он не мог ее понять.
— Чего же ты хочешь?
Ответ последовал типично женский.
— Не знаю. — И она задумчиво подняла глаза, словно ища выход в глубинах своего сознания.
— Но ведь ты же хочешь пойти по магазинам? По тебе вижу, что хочешь. А денег ты у меня брать не желаешь.
— А как-нибудь по-другому нельзя? — жалобно простонала она, моля его помочь ей выпутаться из силков предрассудков, которые она сама себе расставила.
— Может, мне тебе их незаметно подкладывать под тарелку за завтраком? — предложил он с глупой ухмылкой.
Не увидев в этой мысли ничего смешного, она рассеянно покачала головой и, прижав пальчик к губам, продолжала размышлять над проблемой. Вдруг она, просияв, подняла на него глаза.
— А нельзя мне тоже завести свой собственный счет?.. Как у тебя, только… Ну, совсем маленький… малюсенький… крошечный…
Но не успел он, как совсем уж было собирался, дать ей свое согласие, как она передумала:
— Нет, слишком много мороки ради каких-то перчаток и шляпок… — И уже готовая снова впасть в удручительную задумчивость, она вдруг опять встрепенулась, как будто ей в голову пришла еще более счастливая мысль. — А может, я лучше буду пользоваться твоим? — Она торжествующе всплеснула руками. — Так будет еще проще. И новый счет открывать не надо. У нас будет один — общий.
Читать дальше