Уильям Айриш - Избранное. Компиляция. Книги 1-20

— Посмотри, как ты сидишь…

Она сидела, положив ногу на ногу, как это делают только мужчины. Одно колено бесстыдно возвышалось над другим, голень была откровенно выставлена напоказ, а висевшая в воздухе ступня даже немного раскачивалась, хотя теперь она ее остановила.

Эта развязная поза была прикрыта юбкой, но сквозь темную ткань все равно отчетливо вырисовывались очертания скрещенных ног.

Привыкшим к принятым впоследствии стандартам поведения не понять ужасающей вульгарности позы, в которой застал Джулию ее муж, но в те времена по существующим нормам это считалось недопустимым. Сидящая таким образом дама в любом месте привлекла бы к себе негодующие взгляды, а потом, возможно, ее подвергли бы остракизму и попросили бы немедленно удалиться. Ни одна женщина, даже самая легкомысленная, не могла себе позволить сидеть иначе, как сдвинув колени и поставив ноги всей ступней на пол; допускалось лишь, для пущей грациозности, немного сдвинуть одну ногу назад. Аморальность заключается здесь не в самой природе подобного поступка, а в попрании общепризнанных устоев. Таким образом, незначительное изменение позы может оказаться более шокирующим в эпоху четко предписываемых законов поведения, чем гораздо более серьезное прегрешение во времена более либеральных нравов. Наши современники сочтут подобную строгость не более чем смехотворным предрассудком. Каковым она тогда не являлась.

Дюран был не большим ханжой, чем любой его ближний, но тут он увидел такое, чего никогда не позволяли себе в его присутствии другие женщины. Даже «юные дамы» из «Академии» мадам Рашель, куда он иногда заглядывал, будучи холостяком. А тут — его собственная жена под крышей его собственного дома.

— Ты и при других так сидишь? — неловко осведомился он.

Осторожно, словно крадучись, провинившееся колено соскользнуло вниз и присоединилось к своей паре. И как будто почти ничего и не изменилось — она теперь сидела в той же позе, в какой сидят все дамы. Даже в присутствии только своих мужей, даже когда они совсем одни.

— Нет! — в ужасе воскликнула она, целомудренно складывая ладони. — Конечно нет. Как можно? Я… я была одна в комнате, и я даже не заметила, как это произошло.

— Но подумай, что, если ты вдруг не заметишь, как это произойдет в присутствии других.

— Не произойдет, — пообещала она, еще крепче сжав ладони при одной этой мысли. — Раньше такого никогда не случалось и никогда больше не случится.

Она переменила тему, в ожидании подняв к нему лицо.

— Ты меня еще не поцеловал.

В тот миг, когда их губы соединились, этот инцидент изгладился из его памяти.

Румяная, с блестящими глазами, очаровательная в лучах утреннего солнца, одетая в пеньюар теплого желтого оттенка, гармонировавшего с золотистым светом, льющимся в окно, она быстро остановила тетушку Сару и выхватила у нее из рук кофейник. Это повторялось каждое утро, так как она непременно желала сама наливать ему кофе в чашку.

Он улыбнулся, польщенный. Эта улыбка невольно появлялась у него на губах каждое утро.

Потом она взяла маленькие серебряные щипцы и, обхватив ими искрящийся кусочек сахара, осторожно перенесла его через край чашки и, поднеся к самой поверхности, чтобы не было брызг, отпустила.

Он просиял.

— Люблю сладенькое, — доверительно прошептал он.

Она деловито отряхнула кончики пальцев, хотя, надо сказать, ни до чего ими и не дотрагивалась, наградила его поцелуем в висок и поторопилась занять место со своей стороны стола, с легким шуршанием опустившись на сиденье стула.

Он не мог отделаться от мысли, что она — как маленькая девочка, которая тянет маленького мальчика поиграть с ней в дочки-матери. Ты будешь папой, а я буду мамой.

Устроившись на стуле, она подняла чашку, улыбаясь глазами поверх ее кромки до самого последнего мгновения, пока ей не пришлось опустить взгляд, чтобы не промахнуться и не пронести напиток мимо своего ротика, такого крошечного, что просто трудно было поверить.

— Кофе просто отличный, — заметила она, сделав глоток.

— Наш собственный. Со склада, один из лучших сортов. Я время от времени посылаю для тетушки Сары пакетик-другой.

— Не знаю, что бы я без него делала. В такое промозглое утро ничто так не прибавляет бодрости. Это мой любимый напиток.

— С тех пор как ты попробовала кофе тетушки Сары?

— Нет, я всегда любила кофе. Я всю жизнь…

Она замолкла, поймав на себе его внезапно ставший испытующим взгляд. Как будто в бьющий фонтаном ключ разговора бросили камень, и он, тяжело опустившись на дно, остановил бурлящую струю.