Ян-Филипп Зендкер: Голос одиночества

– Послушайте меня. Вы никому не должны передавать то, что сейчас услышите. Это предназначено только для вас, я прошу вас отнестись со всей серьезностью.

Итак… Весь прогноз уместился в три коротких предложения. Пол понятия не имел, что с ними делать. До сих пор он выслушивал пророчества как сказки, но на этот раз душу охватило смутное чувство. Неуверенность, которую он не мог подавить.

Самой большой проблемой была Кристина. Ведь она обязательно станет его расспрашивать. Захочет знать, чего такого наговорил ему мастер Вон. А Пол должен будет молчать, что, конечно, утвердит ее в самых страшных предчувствиях и заставит прекратить всякое общение с ним. Так не годится. Нужно срочно придумать, чем заговорить ей зубы. Неизбежность обмана лишь добавляла беспокойства. Пол не помнил, когда в последний раз врал близким людям.

Он покрутил в руках кассету. Такая хрупкая… Достаточно положить ее на землю и разок топнуть ногой… Или все‑таки стоит приберечь ее, как это сделала Кристина? Но зачем? Он и так не забудет то, что услышал о своем будущем. Пол глотнул пива, подцепил зубочисткой обмотанную вокруг колесика коричневую ленту и потянул… Потом встал и бросил липкий клубок в мусорный бак.

Она обнаружила письмо между счетами «Гонконг‑электрик» и телефонной компании. В первый момент ее удивил почерк. Иероглифы были изящно выписаны черной тушью, как на старинной каллиграфии. Имени отправителя на конверте не было. Кристина не помнила никого из своих знакомых, кто бы умел так писать. Она взглянула на почтовую марку Китайской Народной Республики и подавила в себе неприятное чувство. Потом села и вскрыла конверт.

Моя дорогая мэй‑мэй…

«Мэй‑мэй» – младшая сестра. Руки задрожали, она опустила листок.

Брата нет в живых вот уже сорок лет. Он умер от истощения, усох, надорвался или сошел с ума от непосильной работы на рисовых полях. Его хлипкое тело не могло вынести таких тягот. Он жертва Культурной революции. Таких миллионы. Четырнадцатилетним подростком его угнали в деревню помогать крестьянам. По приказу Великого Параноика, которому никто не смел возразить. Слабый, болезненный мальчик, он был сослан в горы, в провинцию Сычуань, потому что его отец принадлежал к презренной интеллигентской клике. У него не было шансов выжить, это Кристина прочно усвоила от матери. Та часто повторяла: «Лун Лун мертв».

И снова в памяти всплыло: теплый осенний день 1968 года. Топот у двери, громкие мужские голоса. Потом оглушительный треск… Смертельный ужас на лице отца. Брат… Где был в это время брат? Почему не с ними? Кристина не видела его на этой картинке. Она представила себе мать – худощавую женщину в форменном кителе времен Мао. Ее выпученные от страха глаза. Потом себя саму, маленькую девочку, скорчившуюся под столом. Наконец дверь поддалась, и они ворвались в комнату. Отец вскочил на подоконник, раскинул руки и стал похож на огромного ворона. Он выпрыгнул, прежде чем они успели его схватить. А потом все погрузилось в темноту.

Несчастный случай – такова была официальная версия, которую они повторяют по сей день. Вскоре брата угнали в деревню, а через несколько месяцев девочка с матерью сели в лодку и поплыли в Гонконг. Они держались до последнего. Трое из их группы утонули, но их с матерью спас случай. Или судьба, как говорила мать. Просто их время еще не пришло, повторяла она. Кристина слышала, как мать молилась в воде.

Но о брате с тех пор мать не говорила. Кто же это осмеливается называть Кристину «мэй‑мэй», младшей сестренкой? Она перевернула листок и на обратной стороне прочитала его имя: «У Да Лун». Да Лун – Большой Дракон.

Моя дорогая мэй‑мэй, с чего мне начать это письмо после стольких‑то лет? Вы, наверное, думаете, что я давно умер. И вы правы, я действительно был мертв. Я пережил медленную смерть на глазах всей деревни. Я не мог причислить себя к живым, хотя и дышал, и двигался. Меня спасла одна деревенская девочка, на которой я женился и с которой живу по сей день. Но что я все о себе. Я стал болтлив, как старая баба. Помнишь ли ты меня, сестра? Когда меня назвали Лун Лун, тебя еще не было на свете.

Я держал тебя за руку, когда ты училась ходить. Тогда ты была такая маленькая, но крепкая. Подвижная девочка с косичками и пробором, прямым, как бамбуковая трубка. Мне достаточно прикрыть глаза, чтобы увидеть тебя такой. Ты, наверное, очень изменилась, сестренка? Сможем ли мы узнать друг друга при встрече? Кем ты стала? Есть ли у тебя семья, дети? Помню, ты мечтала стать врачом. Странствующим лекарем. Такие ходили из деревни в деревню и лечили людей, хотя зачастую не имели даже обуви. Ты всегда восхищалась ими. Уверен, твоя мечта сбылась и теперь ты сама помогаешь больным. Ты, конечно, спрашиваешь меня, почему я молчал столько лет. Это справедливый упрек, но на то у меня были свои причины, о которых я надеюсь рассказать тебе при встрече.