Инна Тронина: Божок

– Они тоже артистами представились. И меня за артиста выдали, – усмехнулся Махмиев. Его взгляд не предвещал ничего доброго. – Сдвинули два столика. Я прибыл последним – минута в минуту. Они все уже были там. В смокингах и «бабочках». Естественно, без оружия. И я тоже даже «сморкалку» [9] «СМОРКАЛКА» – газовый пистолет (жарг.) не прихватил. Зачем интеллигентов пугать?

Темир говорил неторопливо, размеренно. Лёгкий акцент придавал его словам некоторый шарм.

– И чем угощали? – наобум спросил Геворкян.

Темир вдруг вскинулся, но потом огромным усилием воли загнал эмоции обратно. Он понял, что собеседник ничего не знает. Иначе он ни за что не задал бы такого вопроса.

– А это я тебе сейчас расскажу. В том всё дело и есть. Ты только внимательно слушай, Самвел. Сейчас получишь задание. Сначала мы выпили за встречу. Шампанское так себе, «Советское». Ушло несколько бутылок на всю компанию. Ладно. Потом грузинское подали. «Хванчкару», кажется. Я о деле хочу говорить, а они пьют. Салаты дешевые, ты прав. Здесь женщины дома такие готовят.

– «Оливье» и «Мимоза»? – улыбнулся Самвел.

– Да, вот-вот! Потом принесли белугу по-монастырски. Я и это стерпел. Когда, говорю, долги отдавать будете? Разговор весь шёпотом, чтобы артистов не тревожить. Я ведь не Рокфеллер, говорю. Да и он, конечно же, с должников требует, иначе не стал бы миллиардером. Килин на это с улыбочкой отвечает: «Да не оскудеет рука дающего…»

– Ничего себе! – Самвел тоже начал заводиться. – Махмиева угощать «Мимозой»! Они бы ещё окрошку поставили или картошку с селёдкой.

– Слушай дальше. Ты должен печёнками всё прочувствовать. Я жую, а вкуса не чувствую. Понимаю, что они меня теперь ценят дёшево. Помнишь, как у нас в начале года «ивантеевские» кончили троих. За это мы их, пятерых, вычеркнули из списка живых. Потом и понеслось! «Славяне» взяли лозунг: «Москва – русским!» То же пошло и по зонам. А в октябре ещё хуже стало. И они решили добить. Мы же с тобой знаем много. Можем зашухерить и лично их, и чиновников, что у них на жаловании. Кроме того, ментов, адвокатов, судей и банкиров. Вернее, раньше могли бы, но не сейчас. Мы же «чёрные». Нам теперь и рот открыть нельзя. Всё это объяснил мой друг, Георгий Рубцов. Мы вместе учились в институте, в Грозном. У него отец был военным. На Кавказе служил. Не поверил бы я тогда, что через много лет у нас такой разговор выйдет… – Махмиев умолк.

Геворкян округлил и без того большие глаза:

– Такого я даже от них не ждал. Впрочем, понятно. Например, Топчиеву, в случае разоблачения, зона светит надолго. Обделывал наши авизовки, «лавэ» [10] ЛАВЭ – деньги (жарг.) грузил бочками. Сам лично у тебя в долгу, а брата твоего ментам сдал. Авось, за патриотическую позицию «славяне» прикроют. На все вопросы отвечать – жизни не хватит. А здесь очень даже удобно. Шеф, а дальше что было?

– Дальше Кузьмин вдруг щёлкнул пальцами. Объявил, что сейчас подадут коронное блюдо. И тогда они мне ответят. Сижу, жду. Заодно по пейджеру вызвал охрану, чтобы сматываться. Разговор-то недолгий оставался. Запевал Рубцов, а Килин только потявкивал. Кстати, Лёху Кузьмина я полтора года назад от верной тюрьмы спас. Отсюда его долг и вырос. Попались на эстонской границе несколько его вагонов с медной стружкой. При этом линейного мента смертельно ранили. В Псковской области это было, весной девяносто второго. Совсем недавно Эстония отделилась, на границе бардак. Вот Кузьмин и решил воспользоваться. Но не выгорело, и арестовали его по показаниям свидетелей. Тех, кто сопровождал медь. Раскопали прошлые дела, посадили в Тельняшку» – «Матросскую Тишину». Ко мне его сестра Тоська прибежала. «Спаси, Темир, навек запомним!» А я думал – чего не помочь человеку? Может, он меня тоже выручит. Поговорил со своими ребятами, со всеми нашими – южнопортовыми, останкинскими. Со всеми, кого в гостиницах нашёл. Внесли сумму, и Лёху выпустили под залог. Он обещал отдать с процентами. Потом просит: «Прекрати дело, Темир, навек друзьями будем!» «Ладно», – говорю. Опять пришлось самому везде звонить…

– И что? Вытащили, как я понимаю? – удивился Самвел.

– Заключение написали, что рана у мента вовсе не смертельная была. Ему в больнице не тот наркоз дали, и сердце не выдержало. Да и не Кузьмин же лично стрелял. Приказа такого он тоже не давал никому. И дело закрыли. Мы не условились тогда, что это даром. Да и не бывает нахаляву такого. А в ресторане Кузьмин сказал, что, по горским обычаям, друзьям нужно бескорыстно помогать. Так то своим, и не всегда. А он кяфир [11] КЯФИР – иноверец (для мусульман) долбаный. Что ему до наших законов? Всё же не сотню, не косарь мне должны! Полтора «лимона» баксов за одним только Килиным… Разве мало? И ведь все не нищие, могут отдать.