Владимир Колычев - И жизнь моя – вечная игра

– А пусть докажет! – усмехнулся Тимофей.

В том, что Алекс и Борец будут держать язык за зубами, он не сомневался. Во-первых, они же не самоубийцы, чтобы нарываться на расстрельный приговор, а во-вторых, язык за зубами они держать умеют. Горбыль мог дать слабину, но ведь он не видел, как Тимофей жал на курок.

– Нравишься ты мне, парень, – покровительственно улыбнулся Елизар. – Непробиваемость твоя нравится... Ты прав, никто ничего не докажет... И если Лада твоя вдруг скурвится, платок на ее роток накинем быстро...

– Не скурвится... – нахмурился Тимофей. – Мне найти ее надо.

– Не колотись, найдется твоя Лада. Козьма ждановских сейчас шерстит, и ее найдет, и уродов тех, что на тебя наехали... А если не найдется, то и черт с ней. Тебе спокойней будет. Ну и мне...

– Лучше бы нашлась.

– А если нет?

– Ну, головой об стену биться не стану, – пожал плечами Тимофей.

И в петлю уж точно не полезу, мысленно добавил он. Не сошелся свет клином на Ладе. И раньше он не строил серьезных планов относительно нее, и сейчас нет желания связать с ней свою судьбу. Но, по-любому, она дорога ему. Хотелось бы прижать ее к себе, приласкать...

– А я думал, у тебя любовь?

– Нет, не любовь. Но кого угодно из-за нее порву.

– Сильно сказано. Тем более что ждановских ты уже порвал...

– Не тех порвал... Мне бы самому к поискам подключиться...

– Нет, тебе сейчас светиться нельзя, – оборвал Тимофея Елизар. – Домой поезжай. Свое дело ты уже сделал, поэтому отдыхай... Да, это тебе премиальные...

Елизар достал из ящика стола свернутые в жгут и перетянутые резинкой стодолларовые купюры.

– Здесь пять штук. На тебя и на пацанов твоих... А дальше, брат, сам будешь зарабатывать. Своя бригада будет, свой район... А сейчас иди, отдыхай... Если в кабак пойдете, шуметь не надо, сам понимаешь, не совсем еще спокойно...

– Понимаю.

Тимофей в кабак не пошел. Забрал поджидавших его во дворе Алекса и Борца, по-барски поделил с ними добычу и отправился с ними колесить по Первомайскому району в надежде встретить ублюдков, изнасиловавших Ладу.

И только под утро вместе со своей компанией нагрянул в родную общагу, поднял из постели Надю. Она не возмущалась. Накрыла стол в своей комнате, нажарила картошки с салом. А утром, когда Тимофея сморило в сон, исчезла куда-то вместе с Алексом. Он хоть и пьян был, но понял, что произошло. В восторг не пришел, но и Алексу предъявлять не стал. Плохо, что сестра согрешила. Но хорошо, что после сильнейшего потрясения, которое она пережила по вине Захара, она снова возвращалась к нормальной жизни. Она больше не замыкается в себе, ее снова волнуют мужчины...

Вторым подбородком Толик Мукачев обзавелся еще в школе. Никаких интересов у пацана не было, кроме как вкусно пожрать. Тимофей с ним никогда не дружил, но и не враждовал.

В армию Толик не пошел. Говорили, что энурез. Типичный диагноз для желающих откосить от армии. Но Тимофей голову мог дать на отсечение, что Мукачев действительно страдал недержанием. По жизни ссыкуном был, никому сдачи не мог дать. Обижали его все, кому не лень. Да с девчонками у него никогда не ладилось, так что некуда ему было ходить по ночам, кроме как под себя.

После школы Толик учился в Рязани, в пищевом техникуме, закончив его, вернулся в Заболонь. Родители помогли ему с первоначальным капиталом, поэтому он без особого напряжения открыл кафе ресторанного типа. Раньше в большом железном павильоне у главного входа в районный парк собирались ценители дешевого разбавленного пива, а сейчас здесь обедали представители рыночной аристократии, то есть самые состоятельные торгаши с местного рынка. Цены здесь кусались, но, как говорили, сервис и кулинарное мастерство поваров того стоило.

Еще говорили, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Поэтому Тимофей лично нагрянул в кафе «Анатолия».

Толика он увидел сразу. Он стоял за барной стойкой. Одну руку держал на талии симпатичной барменши или, возможно, старшей официантки, другой что-то черкал в блокноте. Одни глазом смотрел, что пишет, другим обозревал зал, еще и умудрялся говорить с девушкой. Масляный взгляд, сальная улыбка, сам весь как большой кусок смальца. Лицо настолько широкое, что на нем мог уместиться крупным планом лозунг «Даешь третий подбородок!». Сам он уверенно шел к этой цели. И на пузе наверняка столько жира, что ножом стандартной длины до кишок не доберешься.

Тимофей осмотрелся. Действительно, ресторанного типа кафе. Столики с белоснежными скатертями, на витринных окнах свежие занавески с ламбрекенами, ковровые дорожки на полах, стеклянные люстры под хрусталь. Публика не самая респектабельная, но торгаши стараются держать марку, кушают и пьют культурно, без мата и громких разговоров. Официантки с резиновыми улыбками, черные юбочки средней длины, белые кружевные переднички. Одна такая очаровашка подошла к Тимофею, в реверансе приседать не стала, но мило показала ему на свободный столик. Он в свою очередь кивнул на этот столик Алексу и Борцу. А сам направился к Толику, который уже заметил его. И, по всей видимости, узнал. Отложил в сторону блокнотик, отстранился от барменши, подобрался, приосанился. Изобразил дружескую улыбку.