Владимир Колычев: Здравствуй, Мурка, и прощай!

Максим не церемонился. В танце так облапил ее, что у нее дыхание сперло. И руки очень быстро сползли с талии на несколько запретных сантиметров ниже. Но Марина не сопротивлялась. Ей нравилось чувствовать себя в жадных мужских объятиях.

В конце концов она сочла, что ужин затянулся. Хватило одного намека, чтобы Максим подозвал к себе официанта и велел подать счет.

Он повез ее к себе на дачу. Под хмельными парами время летело незаметно. Но тем не менее Марина не прозевала момент, когда машина оказалась в районе выселок, где она жила. Она была пьяной, но головы не теряла.

– Тормози, дорогой, мы уже приехали, – сказала она.

– А как же дача?

– Давай завтра. Сегодня уже поздно. Мама заругает.

– Но мы же договаривались.

– Да, но забыли печать поставить. А без печати, сам понимаешь, договор недействителен. Тем более если роспись поставила несовершеннолетняя девушка. Тебе нужны проблемы, дорогой?

Максим остановил машину. Недовольно посмотрел на нее.

– Ну ты и штучка!

– Ты абсолютно прав, я – штучный вариант. Таких больше нигде не выпускают. Да ты не расстраивайся, дорогой!

Марина подалась к нему, нежно обвила рукой за шею и коснулась языком мочки уха. И тут же быстро отстранилась от него.

– Поехали, покажу, где я живу. Завтра после четырех заедешь за мной. Поедем к тебе на дачу.

Многообещающий взгляд подействовал на Максима как бальзам на душу. Он успокоился и, полный радужных надежд, подвез Марину к самому дому.

Только надежды его не оправдаются. Марина поедет к нему завтра на дачу. Природа, речка, шашлыки, шампанское. Разве можно от этого отказаться? А постель пролетает как фанера над Парижем. Мурка не расплачивается за удовольствие своим телом. А если Максим будет настаивать, то Мурка покажет ему свои коготки. В сумочке у нее изящная «лисичка» – выкидной нож, подарок отца. Острый, как бритва. И опасный, как ядовитый зуб змеи...

Капрон не часто заглядывал во двор дома, где обитал Анисим. Но сейчас его тянуло сюда как магнитом. Потому что сейчас там жила Маринка.

Целую неделю после разговора с ней он обходил заколдованный дом стороной. Но сегодня от соблазна удержаться не мог. После обеда вместе с Кнутом зашел к Анисиму. Да так и остался во дворе. Как и в прошлый раз, накрыли в беседке поляну – четыре «огнетушителя» и по плавленому сырку на брата. И «баш» был, чтобы косячок забить на досуге.

Во двор заехала новенькая «шестерка» синего цвета. Этот факт не остался незамеченным.

– Это кто у вас тут такой крутой? – спросил Кнут.

– Да, по ходу, какая-то левая лайба, – озадаченно рассматривал тачку Анисим.

– Жавер какой-то за рулем. Нафраерился, в натуре... Может, за биксой приехал, а? – ухмыльнулся Кнут.

– За какой? – недовольно посмотрел на него Капрон.

Он уже вставил фиксы вместо выбитых зубов, поэтому не шепелявил. Плохо, что рука до сих пор в гипсе.

– Да хрен его знает, может, за Маринкой. А вот и она! Смотри, как чешет, восьмеры рисует!

Действительно, к машине подходила Марина. Козырной прикид, туфельки на каблуке. Красивая, спасу нет. Капрон со злости сжал кулаки, когда она села в машину.

– Я ж говорил! – развеселился Кнут. – Маринку закадрили. Понесло копилку по кочкам!

– А чему ты радуешься? – неприязненно посмотрел на него Капрон. – Тебе не дала, а какому-то хмырю дает.

– Так, может, не дает, – обломался Кнут. – Может, динамит мужика.

– Может, и динамит. А может, и нет.

Капрон смотрел вслед удаляющейся машине. Его душила злоба... Как же так, Маринка с каким-то фраером дешевым. Но факт есть факт – она уехала с другим. И возможно, виной всему сам Капрон. Зачем он тогда наехал на девчонку?

Уже темнело, когда появилась Маринка. Идет, как пишет. В глазах озорной блеск, на губах блуждающая улыбка. Капрон как подорванный соскочил со своего места, ринулся ей наперерез.

– Нормально все, платье не испачкала? – резко спросил он.

Хмельные пары давили на мозги. Да и дурь от косячка давала о себе знать.

– Это не платье, это сарафан, – спокойно парировала она.

Выдержка у нее железная. Но вопрос – такой ли прочности замок на входе в ее «копилку»?

– На тачках катаемся, да?

– А что, нельзя?

– Ты как шалава себя ведешь.

– А ты что, моралист невдолбенный?

– Почему невдолбенный? Так могу вдолбить.

– Пошляк ты.

– А ты сама? Ты сама знаешь, кто ты такая!

– Шалава. Если с мужиками на тачках катаюсь, значит, шалава. А ты хочешь, чтобы я пай-девочкой была?