Владимир Колычев - На кону – жизнь

– Быстро ты скачешь, Дима. Как бы коней не загнать…

– Как учили, так и скачу… Шурыгина в разработку надо брать…

– Вы уже его любовницу в разработку взяли. Теперь вот отгребать будем… И вообще, откуда такая уверенность, что Ландышева знала Сергея? Откуда такая уверенность, спрашиваю?

– Да видели бы вы ее глаза, когда она смотрела на фотоснимок! А потом, она сама сказала, что знает его.

– И кто он такой?

– Остается только догадываться… Ландышевой есть что рассказать. Но разговаривать она будет только со следователем и в присутствии адвоката…

– Умно. Кто-то ж ее научил. Опять Шурыгин?

– А кто ж еще?.. Мы с Кириллом прокололись, не спорю. Но это не значит, что Шурыгина в разработку не надо брать. Надо!

– Размечтался! Он и близко нас к себе не подпустит. Ты же видишь, какой он осторожный. Даже у любовницы «Фумитокс» от ваших «клопов» есть…

– Ну да, бдит мужик. Если бдит, значит, есть чего бояться… А он боится. Бдит и бздит. Не знаю точно, за себя или за свою любовницу, но боится. Может, и за себя…

– Да, дела… Что, если вы в самом деле на гадючью нору вышли? Вот и жалить вас начали…

– Да пусть жалят.

– Якушев! Не знал, что ты у нас мазохист, – усмехнулся Толстопят. – Может, взыскание тебе объявить, чтоб настроение поднять?

– Да ладно, я уж как-нибудь без этого перетопчусь.

– Перетопчешься… Что с Ландышевой делать будем?

– Как это что? Дожимать!.. Возьмем Патокина – и к ней, пусть нам про своего Сергея расскажет…

– Не расскажет она вам ничего. Знать, скажет, его не знает. Можете не сомневаться, Шурыгин уже научил ее, как себя вести. Если он ей даже со сканером помог… Да, скользкий дядя… Не надо бы нам лезть в это дело. А то, чую, скоро большой политикой запахнет. Шурыгин – это большая нефть. У него связи, у него пресса. Поднимут шум. Обвинят нас в том, что мы выполняем чей-то политический заказ с целью передела нефтяного рынка. Первым на прицел попадает Шурыгин. Кто следующий?..

– Товарищ полковник, а у вас неплохо получается. Вы сами можете с обличительными статьями выступать.

– Да вот на пенсию как пойду, так и займусь… А на пенсию меня могут запросто спровадить. Вашими молитвами… Может, в самом деле не трогать Шурыгина? Есть же Вершинин, есть же признательные показания, результаты следственного эксперимента…

– А истина?

– Знаю, про какую истину вы говорите. Но жизнь-то другие истины диктует… В общем, так, трупом из багажника пусть занимаются те, кому положено. А вы в это дело не лезьте. Хватит, наломали дров. Своими делами занимайтесь. Вы меня поняли?

Кирилл и не сомневался, что беседа закончится в таком ключе. Толстопят их понимал. Но и лишние головные боли ему ни к чему.

Из кабинета начальника он выходил в скверном расположении духа. Так бывало всегда, когда распоряжением свыше накладывалось вето на ту или иную знатную персону… Почему сильным мира сего можно делать то, чего нельзя простым смертным? Все знали ответ на этот вопрос. Кирилл в том числе. Но этот ответ не успокаивал, а, наоборот, вносил раздрай в душу…

– В прошлый раз этого Шурыгина выгораживали, сейчас, – возмущался Дима. – А мне лично до фонаря, крутой он или нет. Если груздь, будь добр, полезай в кузов, то бишь в клетку…

– А если не виновен?.. Может, он вообще ни при чем?

– Вот это и надо выяснить!

– Как?

– А как всегда, каком книзу…

У Димы появилась идея. Кириллу она понравилась. И он готов был воплотить замысел в жизнь. Плевать на запреты. Ментовская истина превыше всего.

Костя Водицын спешил домой. Недавно он приобрел подержанный компьютер, подключился к Интернету. И сейчас ему не терпелось окунуться в виртуальное пространство, насыщенное всякими раздрайверными разностями.

– Здравствуйте, Константин Евгеньевич! – услышал он чей-то мужской голос.

Ему было всего двадцать два года. И просто так по имени-отчеству к нему никто не обращался. Что-то здесь не то…

Он остановился, оглянулся и увидел крепко сбитого мужчину. Знакомое лицо. Да это же мент. Тот самый, который приходил к Виолетте Ландышевой. Его друг шел к ней с цветами, а Костя хотел его задержать. Но этот мент предъявил ему служебное удостоверение, чем охладил его пыл. Они потом еще один раз приходили. И Ландышева спускалась к Косте и требовала, чтобы он никогда больше не пропускал к ней этих людей. Легко сказать…

– Константин Евгеньевич, вы, может быть, меня помните? – с располагающей улыбкой спросил мент.