Владимир Колычев - Постой, паровоз!

– Да так, мысль в голову пришла, – пожал он плечами. – Сама по себе… Они постоянно в голову лезут, эти мысли. Даже не знаю, когда свыше, а когда от лукавого… Свихнуться можно…

– Это верно. Но ты угадал. И плохая новость есть. И… ну, скажем так, относительно хорошая…

– Плохая – мама умерла? – с надеждой на собственную ошибку посмотрел на полковника Зиновий.

– Да, еще в прошлом году, острая сердечная недостаточность, – скороговоркой выпалил тот.

– Я так и знал, – обреченно вздохнул он.

Было у него видение. Да, в прошлом году. Больничная палата, мама на койке, врачи над ней. Капельница с полной емкостью. И тонкая прямая линия на мониторе кардиографа… Видение было настолько явным, что он понял – мамы больше нет… И все же надеялся на лучшее. Но надежды не оправдались. Начальник тюрьмы не стал бы врать.

– Есть еще и другая новость. Твое дело приняли к пересмотру. Возможно, приговор отменят. Смертную казнь заменят на тюремное заключение…

– Заменят, – как будто о чем-то решенном сказал Зиновий.

Он и сам не понимал, откуда у него появилась эта уверенность в благополучном исходе дела. Относительно благополучном. Ведь смертную казнь могут заменить двадцатилетним сроком. Тогда отправят его в тюрьму или колонию особого режима, что в общем-то одно и то же. Но там хоть люди с ним в камере сидеть будут, уже веселей. Хотя какое может быть веселье в столь безликой и бессмысленной жизни?

– Может, лучше приговор привести в исполнение? – спросил он.

И посмотрел на полковника так, как будто от него зависело, умереть ему сейчас или жить дальше… А ведь зависело. Глядя на него, Зиновий понял, кому обязан жизнью.

– Почему вы меня не убили?

– Были обстоятельства.

– Грех на душе?

– Грех, – кивнул полковник. И с горькой насмешкой спросил: – Может, скажешь какой?

– Не знаю… Но мне кажется, вы не виноваты…

– Объективно нет, а субъективно – не знаю… В общем, не буду вас задерживать…

– Да я в общем-то никуда не спешу, – тоскливо улыбнулся Зиновий.

– Действительно… Но у меня дела… Готовьтесь, Нетребин, будет суд…

Зиновий знал, что суд пересмотрит приговор. И даже знал, на какой срок заменят смертную казнь. Двадцать лет… Так оно и оказалось. Был суд, был вердикт. И двадцать лет строгого режима. Строгого, а не особого. Хоть в чем-то в свою пользу ошибся…

После суда к нему снова зашел начальник тюрьмы. Зиновий ждал его, до блеска выдраил камеру, выстирал и просушил свою робу, выбрился до синевы. Нравился ему этот человек.

– Спасибо вам, – сухо поблагодарил его Зиновий.

И не стал добавлять, что было бы лучше, если бы все-таки приговор привели в исполнение. Не нужно об этом говорить. Ведь человек старался, должностью и погонами своими, по сути, рисковал.

– Спасибо тебе, парень, – вымученно улыбнулся полковник. – Такое чувство, что нет больше греха на душе…

– И темного свечения больше нет.

– Какого свечения?

– Темного…

Не было сейчас никакого свечения – ни светлого, ни темного. Обычный человек в военной форме на фоне мрачных стен. Свечение возникло только раз, когда он переступал через порог камеры… Может, и не было никакого свечения, а у Зиновия просто в мозгу «закоротило»… А может, и было. Может, в самом деле человек грех с души снял. Оттого и просветлела его духовная оболочка…

– Не знаю, о чем ты говоришь, парень. Но на душе полегчало. Если бы вообще приговор отменили.

– Ничего. И в тюрьме жизнь есть, – сказал Зиновий.

– Плохая там жизнь. Но по сравнению с этой – рай.

– Может быть.

– И не двадцать лет тебе уже сидеть, а четырнадцать.

– Четырнадцать, – подтвердил он.

Не было никакого внутреннего голоса, и видения не морочили голову. Ни откровений свыше, ничего. Но Зиновий был почему-то уверен, что не будет зоны, не будет строгого режима. И здесь он не останется. И не умрет. Тогда что же ждет его впереди?..

– Завтра этап, – на прощанье сказал полковник. – В городскую тюрьму тебя отвезут. А уже оттуда в путь.

Зиновий представил, как из обычной тюрьмы вместе с другими зэками его повезут на товарную станцию под окнами дома, в котором он жил шесть лет назад. Он будет в числе прочих сидеть на корточках, вокруг будут лаять собаки и матюкаться конвоиры, а потом вдруг из окон того же дома прозвучит музыка… Хорошо бы. Но не будет музыки. И товарной станции не будет. Будет только поезд. Какой-то непонятный поезд – с черным-пречерным локомотивом впереди…