Наталья Саморукова - Прогулки с пантерой

— Откуда у тебя это? — плохо слушающиеся губы едва шевелились, Петр был явно не в себе.

— Оперативная съемка.

— Не ври, — умоляюще прошептал он, — этого не может быть.

— Чего не может быть?

— Это не оперативная съемка. Это ненастоящие фотографии. Это муляжи, краска.

— Нет, Пол, это не краска, — жестко сказала я и потянула его на улицу.

Он послушно шел за мной, с трудом переставляя негнущиеся ноги и как заведенный твердил:

— Это не настоящие, не настоящие. Они не могут быть настоящими.

В машине лучше ему не стало. Кое-как влив в него воды, я вынуждена была звонить Лешке и просить, чтобы он приехал. Смотреть на окостеневшего Петю, изо рта которого текли слюни, а из глаз слезы, было выше моих сил.

Изящный сильный гепард, выдержанный, весь состоящий из мускулов, этот мужчина до сего момента прокололся лишь один раз, сняв с себя тот злополучный ботинок. Но маленькие проколы часто указывают на огромных тараканов.

— Насть, ты меня уморишь, — устало выдохнул Лешка. Кафе находилось недалеко от нашего дома и он явился буквально через пять минут, — ты что с ним сделала? Да у него натуральный реактивный психоз.

— Я? Я ничего с ним не делала. Я показала ему фотографии.

— Какие фотографии? — оживился милый и я как всегда с опозданием поняла, что сболтнула лишнее.

— Да так, кое-что из оперативной съемки.

— Не ответ. Показывай мне или сама возись с этим красавчиком.

Что мне оставалось делать? Лешка долго вертел в руках снимки и наконец спросил:

— Насть, тебе еще не надоело?

— Что?

— Ты знаешь, что. Играть в эти игры, копаться в этом извини дерьме.

— Это, Леш, не дерьмо. Это люди.

— Это дерьмо. То, чем ты занимаешься, это дерьмо. Нормальный человек не может таким заниматься, ты меня понимаешь?

— Нет, не понимаю.

— Я вижу. Ты женщина! Женщина, а не ассенизатор. Может, ты пойдешь работать в морг? Там вот такого — выше крыши. Вот кайф будет.

— Леш, Леш, остановись. Этих людей убили, их убили жестоко, зверски. Ты сейчас грешишь, твой цинизм неуместен.

— Знаешь, я не дурак. Я способен понять, что такое убийство, и что такое горе. Но почему этим должна заниматься именно ты?

— Кто-то же должен.

— Ты еще скажи про любовь к Родине и всеобщую справедливость. Ага, и про мир во всем мире не забудь.

— Не забуду, — пообещала я, — сделай же с ним что-нибудь. Это Петр, мой тренер по айкидо.

— Отойди, — Лешка сдвинул меня в сторону и полез в салон. Из принесенной аптечки он достал шприц, щелкнул ампулой и закатав рукав Петиной рубашки, вколол ему что-то. Минут через пять лицо страдальца будто стекло вниз, разгладились складки на лбу, сиротливо повис нос. Лешка быстро и аккуратно вытер ему слюни и слезы. Когда он выполнял свою привычную работу, всегда успокаивался. Перед ним был пациент, и ни одна сила в мире не заставила бы сейчас Лешку забыть о своем профессиональном долге. Почему же он думает, что у меня все должно быть иначе?

Мы провозились с Петей часа два. Периоды относительного затишья чередовались у него с новыми приступами паники. Кое-как доставив его до своей квартиры, напугав Филиппа, Кузю и Веню, мы уложили мужика на диван и по очереди дежурили рядом с ним. Петр постоянно порывался встать и куда-то бежать. Глаза его ничего не видели, уши не слышали.

— Это не настоящие, нет, нет, — то и дело шептал он.

В конце концов Лешка вколол ему лошадиную дозу снотворного и он уснул. Но и во сне беспокойно перебирал руками, что-то бормотал и выглядел очень испуганным и несчастным.

Этим вечером с неожиданной стороны проявил себя Кузьма. Он почему-то сразу проникся к Пете теплотой. Пока мы суетились вокруг припадочного, Кузя грозно рыкал на нас и норовил лизнуть Петра то за руку, то за джинсовую коленку. Рыбак рыбака видит издалека? Когда окончательно развенчанный в моих глазах сенсей забылся сном, пес, не слушая наших возражений, устроился у него под боком. Стоило Пете слишком громко застонать, и Кузя тут же склонял пасть над его лицом, дышал в нос, целовал в щеку. Успокаивал, в общем.

То ли лекарства, то ли Кузина терапия помогла, но утром Петр проснулся нормальным человеком.

— Господи, — сказал он, выходя на кухню, где мы с Лешкой пили чай, — ну и ужасы вы мне вчера показывали. Нельзя же так.

— Объясни, — начала я, но Лешка тут же пребольно пихнул меня ногой, а Кузьма пошел еще дальше и цапнул за пятку. Ради собственной безопасности я заткнулась. Жестами Лешка показал, чтобы я оставила их с Петей наедине.