Данил не мог вымолвить ни слова и вжимался в подушку, кожей чувствуя за почерневшей, несмотря на грим женщиной тень ее сына.
— Выздоравливай, — поднялась Ирина Яковлевна. — Это вот я тебе принесла, кушай, я скоро еще принесу.
Она положила что-то на тумбочку и ушла. И все с ее уходом изменилось. Вокруг Данила засуетились врач и медсестра. Потом, почти тут же, пришел адвокат. Данила перевезли в другую, платную больницу, в отдельную палату, где вокруг него засуетились врачи. У него брали анализы, делали кардиограмму. От необычной обстановке Данил заметно ожил, хотя все еще оставался слаб. Жар больше не возвращался, его покрывал ледяной пот и его постоянно обтирали влажной губкой. Он даже пытался ходить, но у него кружилась голова и приходилось за что-нибудь держаться, чтобы дойти до туалета.
Но, хоть медленно, он выздоравливал. Врачи продолжали суетиться вокруг него, ему делали уколы, ставили капельницу.
Ирина Яковлевна приходила к нему каждый день. Она так и делила сутки: утром на кладбище к сыну и мужу, после обеда — в больницу, а вечером телефонный разговор с дочерь. Она была занята, и только поэтому не сошла с ума.
Данила она баловала, как ребенка. Ему никогда, даже в детстве, не доставались такие лакомства, как те, которые приносила ему она. А когда узнала, что его мать убили совсем недавно, стала называть его сыном.
И однажды к нему пришел следователь, уже не тот, который его допрашивал в кабинете, а другой, старше и умнее. Был он вежлив, выпытывал все невзначай, но Данил, уже наученный адвокатом, стоял на своем: Игорь Николаевич застрелился, когда они с Валерой уже собирались уходить, потом приехала милиция, и они, испугавшись, убежали. Пришли они к Игорю Николаевичу, чтобы выяснить, кто убил его мать и забрать паспорт. Больше Данил ничего не знает. Следователь начал сочувствовать: бедный парень, тяжело пережил смерть матери и даже в бреду звал ее. И тут же наивно спросил: а кого он не хотел убивать?
— Никого, — равнодушно отвечал Данил, — разве можно из горячечного бреда делать свидетельские показания.
Следователь ушел и больше не тревожил его. Данил поправлялся, креп, но и лето проходило.
Выписали его в начале осени. Ирина Яковлевна приехала за ним и ждала в ординаторской, разговаривая с врачами. Даниле принесли два свертка, и он нашел там вместо своей застиранной одежды кожаную куртку, черные джинсы, теплую футболку и водолазку с плавками и майкой. Отдельно лежала коробка туфель.
Быстро одевшись, Данил вышел из палаты. Ирина Яковлевна обняла его с материнской нежностью.
— Пошли, сынок, — сказала она, увлекая его и кладя руку ему на локоть. — Это вещи Валеры. Мне позвонила из больницы внезапно, я просто не успела купить тебе другое, — рассказывала она, спускаясь с Данилой по лестнице и все крепче опираясь на его руку. — Ты же не против покамест поносить их?
— Конечно, — ответил Данил, краснея и бледнея.
Он понял, что означало для Ирины Яковлевны отдать ему вещи ее сына. Вовсе не недостаток времени и уже конечно, не жадность, заставили ее сделать это.
— Вы удивительно похожи с Валерой: и рост и размер, это сейчас, после болезни, ты похудел. Только волосы и глаза у вас разные, а так — одно лицо. И одежда Валеры тебе удивительно пошла.
Так они вышли во двор.
Там, возле ворот был припаркован «Вольво», и возле него стояла Галия.
— У тебя чудесная девушка, — сказала Ирина Яковлевна. — Будь достоин ее.
Галия шагнула навстречу, Данил приблизился и неуверенно обнял ее, а девушка спрятала лицо на его груди. Ирина Яковлевна наблюдала за ними, улыбаясь. Она чувствовала себя творцом чужого счастья и сама была счастлива.
— Садись, сынок, за руль, Галя не водит машину, а я утомилась сегодня, — сказала она, проходя к задней дверцы. — Вези нас домой. Сегодня у нас праздничный обед по поводу твоего выздоровления. Правда, Галя? Ладно, ладно, знаю, никаких праздников, неугодных богу. Мы просто вкусно поедим, можно?
В ее голосе не было насмешки. И она и Галия выглядели довольными и умиротворенными. Данил сел за руль. Ирина Яковлевна говорила, куда ехать и переговаривалась с девушкой так, словно они давно уже были знакомы. Машина выехала на шоссе и спустя какое-то время въехала в поселок, состоявший из миленьких двухэтажных коттеджей и нескольких трёхэтажных особняков, стоявших в отдалении а окружении увядающих парков.
Возле указанного двухэтажного дома Данил остановился. Ирина Яковлевна дала ему ключи и он пошел отпирать ворота. Раскрыв тяжелые ворота шире, он въехал во двор, остановившись перед парадным крыльцом. На крыльцо из открытой двери выскочили два добермана и кинулись, визжа и ласкаясь к Ирине Яковлевне и, яростно скаля зубы, — к Данилу, застывшему у руля.
Читать дальше