Виталий Гладкий - Седой

– Сдаюсь, сдаюсь!

Кауров шумно задышал, восстанавливая ритмичность дыхания.

– Один ноль в твою пользу… Отлично, Костик. Но обрати особое внимание на стойки. Ладно, все, умываться и завтракать…

Прошло почти два года с той поры, как Костя поселился у Каурова.

Первое время он чувствовал себя немного скованно – ему были непривычны и уютная домашняя обстановка, от которой он успел отвыкнуть, и забота со стороны Каурова, его ненавязчивая мужская ласка. Но постепенно под влиянием неиссякаемой жизнерадостности и доброты Каурова, он начал, незаметно для себя, оттаивать душой, превращаясь из рано повзрослевшего подростка в замкнутого, молчаливого юношу. И только беззаботная улыбка, свойственная этому возрасту, невзирая на все старания Каурова, так и не прижилась на строго очерченном смуглом лице Кости.

Несмотря на установившиеся между хозяином квартиры и Костей почти братские, доверительные отношения, Кауров был для него сплошной загадкой.

Костя знал, что он работает на заводе инженером, ему были известны и некоторые подробности личной жизни Каурова, но кое-какие обстоятельства, подмеченные пытливым юношей, позволили сделать вывод о наличии некой тайны, которую Кауров хранил весьма тщательно от всех окружающих, в том числе и от Кости.

Когда Кауров впервые разделся при Косте до пояса, юноша едва не ахнул, глядя на его могучий мускулистый торс, – многочисленные шрамы буквально испещрили кожу.

Заметив недоумевающий взгляд, Кауров подмигнул ему и сказал:

– Грехи давней молодости. Бывали дни веселые… – не вдаваясь в дальнейшие объяснения, запел он, дурачась, и пошел в душевую. Костя так никогда и не отважился спросить о происхождении шрамов, явно чувствуя нежелание Каурова распространяться на эту тему.

Поразила Костю и библиотека Каурова – около тысячи книг, и почти все на иностранных языках.

Объяснения были просты:

– Понимаешь, приходилось ездить по странам дальнего зарубежья. В основном занимался дружеской помощью так называемым государствам «третьего» мира в создании промышленности. А инженеру без знаний языка и местных обычаев делать там попросту нечего. Вот я и поднатужился…

И он снова все перевел в шутку.

После работы и в выходные Кауров усиленно тренировался.

Костя на первых порах диву давался той звериной грации и кошачьей легкости, с какими Кауров проделывал бесчисленное множество непонятных упражнений, напоминающих магические пассы шаманов, запомнившиеся Косте по какому-то фильму.

– Интересно? – спросил как-то Кауров, по своему обычаю широко и добродушно улыбаясь. – А вот это ты видал?

Он сложил стопку кирпичей, штук пять, затем резко взмахнул рукой… – и остолбеневший Костя глазам своим не поверил: кирпичи превратились в груду обломков!

– Все это, браток, называется кэмпо, искусство кулачного боя. Или, по-иному, – система боевых единоборств. Эффективная штука, доложу я тебе. Есть в Китае один монастырь, называется Шаолинь.

Слыхал? Да, да, мне приходилось бывать и в тех местах…

Кауров ненадолго задумался, хмурясь; затем продолжил:

– Так вот, довелось мне познакомиться с одним из монахов этого монастыря – он был шифу…

Заметив немой вопрос в глазах Кости, Кауров объяснил:

– Шифу – это мастер, наставник цюань-шу, китайской разновидности кэмпо. Вот он меня лет пяток, как щенка, натаскивал… – И резко переменил тему: – Хочешь научиться? Угадал? Тогда переодевайся в спортивную форму.

Так Костя, совершенно неожиданно для себя, с головой окунулся в нелегкие премудрости китайского боевого искусства. И, к удивлению даже видавшего виды Каурова, преуспел.

Гибкий, физически очень сильный, с отменной реакцией, закаленный ранним трудом и житейскими невзгодами, Костя казалось, самой природой был создан бойцом цюань-шу.

Он мог сотни раз без устали отжиматься на пальцах, кулаках и запястьях от пола, мог по несколько часов молотить тяжеленный мешок с песком, прыгать, как обезьяна, по земле, опираясь только на пальцы рук и носки, крутить многочисленные сальто и кульбиты.

Кауров учил его искусству сверхбыстрого бега и ходьбы на длинные дистанции, учил скалолазанию, плаванию, всевозможным способам маскировки, умению видеть в темноте и драться «вслепую», с завязанными глазами.

К концу второго года обучения цюань-шу Костя уже знал пять основных его стилей: «Дракона», «Тигра», «Леопарда», «Змеи» и «Журавля». Успехи Кости радовали и восхищали Каурова. Он теперь с увлечением посвящал юноше все свое свободное время. Но если по части физического совершенствования Кости у Каурова не было проблем, то в области образования он терпел явное фиаско.