Игорь Чубаха - Крестовый отец

Шрам себе тихо сидел со смеженными веками, не было ему серьезного дела до скопившихся вокруг сокамерников. Амадей же, раз основной молчит, типа получил право решать за остальных и подстегнул:

– Давай про Чужую Зону.

– Ну так вот. Типа если тебя с Шантарской пересылки до Кривичлага должны везти три дня и три ночи... И вдруг на всю последнюю ночь столыпинские вагоны зависли на каком-то глухом полустанке... И не слышно ни собачьего лая, ни петушиных криков, и даже вертухаи не злые, а какие-то варенные... То это верный знак.

Перст всосал внутрь содержимое пластикового стаканчика, но постарался сделать это как можно тише, чтоб не ломать кайф остальным. Все – водяра в стакане Перста была последней.

– Верный признак того, что вместо правильной зоны тебя гонят на Чужую. И в первый день тебе все вроде даже прикидывается. И барахлишко выдают самое с нуля, и нары выпадают самые почетные. И вокруг никто не залупается, встречные-поперечные тропинку уступают. Только постепенно врубаешься ты, что во-первых, всех разговоров с тобой: «Да», «Нет» и еще чаще «Не знаю». Никто типа с тобой не потрындит по душам, сторонятся как бы. А во-вторых, ни одной знакомой рожи. Будто не чалился ты никогда от роду, и нет у тебя на всем белом свете ни единого дружка-корешка.

– И что за кум такой на этой зоне заправляет? – спросил кто-то так несмело, что Шрам даже не врубился – кто.

– При чем тут кум? – отмахнулся Юшка, – Просто все на этой киче типа живые мертвецы. Как и почему, с какого хера живые – фиг знает. Может, опыты секретные проводили над ними, а теперь у доцентов деньги кончились. Или еще расклад – в тридцать седьмом годе туда всех сибирских колдунов скопом свезли и уморили. Только и само начальство к женам не вернулось. Во всяком случае с этого тридцать седьмого начальство там не менялось. И никто от тедова на волю не возвращался.

– Так чего, они каждого новичка в свои прописывают? – не понял Амадей.

– А вот так выходит, – вздохнул тяжко Юшка, – Что хоть спи, хоть не спи, с утра ты сам вроде как на их трупные понятия перековываешься. И вроде и ходишь, и дышишь себе дальше в обе ноздри, а сам уже жмур. И гниешь помаленьку. Сначала слазит кожа, потом куски мяса отваливаются...

Шраму тема понравилась. Точнее, не понравилась жутко: «Хоть спи, хоть не спи...» Наверное, херово «не спали» пацаны, которые больше дня на этой Чужой Зоне протянуть не смогли.

Перст расправился с одной палкой сухой колбасы и стал прикидывать, не прикончить ли вторую?

– Гы-гы! – прыснул в жирный кулак Перст, – А ежели с этой кичи никто не вернулся, кто тебе за такую зону напел?

Всем захотелось осадить Перста. Ведь, гад, ломает стремную тягу от байки. Но и вопросец показался не пустым. Любопытно, как Юшка вывернется?

– Да Юстас один как-то под Воркутой повесился. Записку оставил, в ней все и разложил по полочкам. Дескать, промышлял он рытьем могил: зубы, кольца, да и шмотка порой приличная попадалась. И вот как-то он вскрыл свеженький гробик, а там баба красивая, и у нее цацки в ушах. Он только за цацками потянулся, а она его за грудки хвать! И пока правду про Чужую Зону не рассказала, не отпустила. И на последок наказала, чтоб весточку живым на волю донес. Только долго он прожить после такого тет-а-тета не выдюжил. Вот и шкертанулся, – и на таком полном серьезе Юшка ответил на подначный вопрос Перста, что у слушателей в натуре мурашки под шкурой заскреблись.

– А точно баба красивая в гробу лежала? – попытался понизить шуг Амадей. Свою кликуху этот нормальный пацан заслужил, когда попытался прямо из концертного зала «Октябрьский» на спор увести рояль. Подогнал машину, закосил со товарищи под грузчиков, только рояль в зилок, оказывается, не влазит. Обыкновенные гаишники тормознули и давай транспортную накладную спрашивать. И еле ноги со товарищи унесли.

– От баб все зло на этом свете! – подал голос Плафон, которого родная баба как раз сюда и сдала. Оказывается, он тоже байку слушал.

– Тогда следующий сказ за тобой, Плафоша, – решил Амадей и широко улыбнулся всеми своими последними тринадцатью зубами. Зубов он лишился не тогда, когда на рояль охотился. Большую часть своих зубов Амадей посеял, когда порожнил железную дорогу. Обычно внутри опломбированного вагона хранятся только предметы роскоши. Амадею же однажды подгадался вагончик, в котором десять бугаев что-то особенно ценное пасло.

– А че это я?

– А ты хотел сказки на халяву? Не тормози, раньше байку начнешь, раньше доскажешь, – вроде ласково повел Амадей, но так, что Плафон не рискнул отбрыкиваться.