Игорь Чубаха - Крестовый отец

– Слушай, а ты Клима Сибирского здесь встречал?

– Да, ходил тут такой старичок... А ты вот, Шрам – свежий, ответь. Если есть порядочные девченки на воле, так почему на третьем письме переписка обрывается? Только я честно расскажу, как в «Углы» вселился, и отрезает, будто серпом по гландам.

Больше ничего сказать Джеки не дали. Заскрипела дверь, которую бы не мешало смазать, и прозвучало по-ментовски отчетливое:

– Заключенный Шрамов на выход!

– Тебя, – прокомментировал Джеки.

«Что за чума творится? Гоняют сутки напролет по „Углам“, словно вшивого по бане», – но ничего не оставалось ему, заключенному Шрамову, как идти...

– А ты знаешь в натуре, что такое «петля Нестерова»? Это когда хваталки привязывают сзади к ногам и оставляют в такой скрючке на ночь. А про «лампочку Ильича» слыхивал? Это когда провода от аккумулятора закорачивают на головку. Какую головку? Члена, понятно, головку. Или вот еще тебе. Напяливают противогаз без коробки и пережимают шланг. Начинаешь задыхаться, шланг отпускают, дают вдохнуть разок и снова перекрывают. Это у ментов называется «команда газы». Некотрые с ума скопытывались прямо в резиновом наморднике. Все на себе, – татуированной рукой заключенный ткнул в татуированную же грудь, – испытал. После эдаких процедур чего подсунут, то и подпишешь. Понимаешь, папаша? Выбили из меня менты показания! Заставили взять чужое! Я ж не Бонивур, чтоб вытерпеть!

– Вы расскажите на суде правду. Должны назначить пересмотр дела и служебное расследование. Еще направьте заявление в прокуратуру, напишите в газету, – задушевным голосом поучал Кораблев, при этом думая, что из услышанного пересказывать англичанину, а что опустить.

Беседа шла в коридоре возле закрытой за выведенным зеком двери камеры. Начальник СИЗО невнимательно прислушивался, переминался с ноги на ногу и думал о том, что депутат Кораблев только косит под блаженного. Многие в Думе прикидываются придурками и у каждого клоуна свою роль. Один канает под бесноватого, другой – под косноязычного работягу типа только от станка, а Кораблев – под юродивого демократа-правозащитника, который за соблюдение прав человека хоть на что готов, хоть руку дать себе оттяпать. Только все они кривляются за хорошие бабки. Старикашка в пластмассовых очках старается за западные подачки. Он же большой друг буржуйской цивилизации, доказывает верность идеалам ихних ценностей. Как тут не подкинуть старикану на бедность.

– А ты думаешь, папаша, суд не ментовский? – хрипел зек, ежась, водя плечами, чтоб согреться. Он вышел из камерной парилки как был, в одних трусах и шлепанцах. Коридорная прохлада начинала его пробирать. – Кругом все скуплено. Папаша, звони в Гаагу. Если оттудова не подмогут, то нигде, значит правды нету.

Англичанина же, дожидающегося перевода с русского, больше интересовали нательные рисунки. Он откровенно пялился на синие купола, на голых вумен, на рюмки и карточные тузы, на профиль Горбачева слева на груди, Ельцина – справа, на свеженаколотого Путина посредине, на неровные надписи из русских букв там и сям.

«У них что, блатные так себя не разрисовывают? – подумал начальник Холмогоров. – Или своих блатных буржуин и не видел никогда, лордовская жизнь не сталкивала? Тогда он много нового для себя у нас откроет».

Да и депутат Кораблев судя по тому, что он плел про жалобы в прокуратуру и письма в газету, не вкручивался, кто перед ним. Потому как понял бы, что выковыряли они с англичашкой из камеры рецедивиста, что зек собрался на четвертую ходку, что зек впаривает сейчас собрание зоновских баек. Впаривает исключительно заради того, чтобы повеселиться самому. Да и ментам подгадить опять же лишний раз не в падлу, о том и корешам будет хорошо рассказываться на нарах. «Нет, – решил Холмогоров, – десять минут и валю от этого балагана под предологолм неотложных дел».

Англичанин что-то прокукарекал по-своему.

– Мистер Блэквуд интересуется, как вас кормят? – перевел Кораблев.

– Да травят нас, так и скажи ему! – воскликнул зек, которого уже трясло. Он окончательно замерз. – Свиней лучше харчуют!..

Зам стоял за спиной Кораблева, не вмешивался, тоже внимал и тоже с серьезным лицом. А начальника СИЗО не волновало, сколько говна вывалят такие вот полуголые трепачи и какие там нарушения прав человека углядят депутатишки. И так всем известно про бедовое положение следственных изоляторов.

– Давай заводи в хату, начальник, – взмолился вконец продрогший зек. Но обернулся, переступая порог открывшейся камеры. – Звони в Гаагу, папаша! На тебя одного надеемся, так и знай!