Владимир Колычев - Тревожит память былую рану

Лайма зашла в комнату к Нике, обласкала ее взглядом и с нежной улыбкой сделала ей в руку укол.

– Как настроение, моя девочка?

– Ничтя-як...

– Тебе что-нибудь нужно?

– Нет.

– А кто-нибудь?

– Нет.

– Даже я?

– Ты хорошая, но я не хочу...

– Не хочешь, не надо, настаивать не буду... Но знай, что я тебя люблю, моя девочка.

– Знаю. – Глаза у Ники затуманились, и она блаженно улыбнулась.

Лайма отправилась к себе в кабинет, вызвала Никиту.

– Как тебе наши гостьи? – спросила она, выпустив в потолок тонкую струю табачного дыма.

– Очень даже ничего, – как кот на сметану облизнулся парень.

– Кого хочешь?

– Ну, мне бы ту, которая помоложе...

– А постарше?

– На нее Перец глаз положил...

– А может, ты ею займешься?

– Нет, мне бы Нику...

– Что ж тогда Перцу повезло больше, чем тебе. Ему может обломиться сегодня. А тебе – никогда. Ника моя, и ты ее не получишь...

Лайма задумалась. Ника ей действительно нравилась. Может, и не нужно ее убивать? Пусть живет с ней, пусть дарит ей радость... Но слабость недолго одолевала девушку: Лайма очень быстро с ней справилась.

Она должна избавиться и от Инги, и от Ники. Она не просто убьет их – она принесет их в жертву своей любви. Егор – козел, но ее любовь зла. Да и он будет козлом до тех пор, пока живы Ника и ее мать. Эти женщина околдовали его, и она снимет с него их чары. Тогда он будет принадлежать только ей... Да и жизни спокойной не будет, пока Ника и ее мать живы. Одна может стать потерпевшей и дать свидетельские показание, другая – выйти из ступора, в котором сейчас находится, и отомстить. Хотела же она убить Лайму. Сегодня ей для этого не хватило духу, а что будет завтра?.. К тому же она тоже опасный свидетель...

– А может, и получишь... – дымящейся сигаретой Лайма очертила петлю вокруг своей шеи. – Да, получишь. Но перед самой смертью... Сначала полюбишь Нику, а потом ее убьешь...

– Ты это серьезно? – напряженно посмотрел на девушку Никита.

– Да. Должен же ты пройти испытание смертью.

– Ну, это не проблема... А за что с ней так?

– Она слишком для нас опасна. И она, и ее мать...

– Так что, и мать тоже?

– Ну, на мать заказ был... Заказчика, правда, больше нет. Но заказ – это, по-любому, свято...

– А кто заказчик?

– Много вопросов, мой дорогой, – хищно усмехнулась Лайма. – И на Нике зацикливаться не надо. Ты мой мужчина, меня и должен любить... Или уже разлюбил?

– Нет... Но ты сама спросила, кого выбрать...

– Меня выбирай... Меня все должны выбирать... А всех других – за борт...

– Ну, я выбираю тебя...

– Вот и правильно... А теперь иди... Да, и дружка позови...

С Перцем разговор был менее серьезным, но более длинным. Лайма объяснила ему, как нужно вести себя с Ингой, чтобы вскружить ей голову.

Перец ухаживал за Ингой, как научила его Лайма. Поэтому не смог в первый же день затащить женщину в постель. Но это и не было самоцелью. Инга должна была чувствовать себя желанной, а от того счастливой.

Перец расфуфырился, расстарался – Инга так увлеклась, что забыла про Нику. Во всяком случае, она не стала настаивать на том, чтобы Лайма всерьез взялась за ее лечение. Поэтому девушка жила в свое удовольствие – под кайфом.

Вечером второго дня Перец все-таки добился своего – сделал Ингу еще более счастливой. А на следующее утро после столь радостного для них события к Лайме собственной персоной пожаловал следователь Нечетов. Чем его встретить, она уже знала.

Милицейский прапорщик напоминал начищенный медный самовар – так сиял от самодовольства. А на людей смотрел, как в пустое место.

– Кантемиров, на выход!

Всем своим видом он хотел показать, что ему глубоко чихать, кто такой Кантемиров, зачем его вызывают, и что его ждет в будущем...

Егор вышел из камеры, по команде повернулся лицом к стене, так и стоял, пока надзиратель закрывал дверь в камеру.

Это был всего лишь изолятор временного содержания. Двое суток Егор уже отсидел, и, по закону, его должны были выпустить или предъявить обвинение.

В кабинете его ждал следователь Нечетов. Такой же самодовольный прапорщик, но вид у него участливый – будто он всей душой переживал за дальнейшую судьбу арестанта.

– Ну что, Кантемиров, сознаваться будем? Надо же облегчить свою участь.

– Я с утра уже облегчился.

– Эх, Кантемиров, Кантемиров, знал бы ты, как тебя облегчат в камере следственного изолятора. Насильников там не жалуют...

– Ничего, как-нибудь отобьюсь.

– Не отобьешься, не сможешь... Если заказ на тебя поступит, грош тебе тогда цена... А как ты думал? Сам чужие заказы исполнял, теперь кто-то другой тебя исполнит...