Вячеслав Денисов - Грабеж – дело тонкое

– Лапочка, что случилось? – участливо, но привычно поинтересовался Виртман. – Догогая, не плачьте, это вгедно для будущей мамы. Что же случилось? Где Яков Семенович?

Марина лишь махала руками и показывала куда-то в глубь темного окна.

– Уехал он, Моисеич, – наклонился к маленькому доктору один из охранников Шебанина. – Коньяку выпил и поехал по делам.

– А меня-то зачем вызвали? – удивился Яков Моисеевич.

– Ему черепаха руку зажевала. Каймановая. Только вы никому не говорите, иначе он замочит.

– Вот беда... – как-то невыразительно произнес Виртман и присел у столика рядом с Мариной. – И давно уехал?

– С четверть часа... – пытаясь говорить сквозь всхлипы, объяснила Мариша. – Опять дел наделает!.. Он вообще спятил. Доктор, от укусов черепах с ума сходят?!

– От укусов чегепах?.. Знаете, милочка, за согок лет моей пгактики... В общем, гану осмотгеть нужно.

Но осматривать рану было уже не у кого.

Четверг для Антона Павловича начался весьма необычно.

На коротком совещании, которое Николаев, председатель Центрального суда, обычно проводил в понедельник, руководитель высказал мысль о том, что в городе опять начался криминальный передел. На этот раз объектом дележа и пристального внимания организованных преступных группировок стал Терновский молокозавод. Сегодня ночью там взорвалась установка для пастеризации молока, сломался конвейер и одного из сотрудников, попавших под горячую руку беспредельщиков, зачем-то пытали, едва не утопив в агрегате с кефиром.

– Не энергетики ли это новые методы возврата долгов отрабатывают? – уточнил Кислицын. – Платить-то за электричество нужно вовремя. А топили-то кого? Директора?

– Нет, какого-то технолога.

– Может, он технологию приготовления ряженки нарушил и один из наших авторитетов почувствовал тяжесть в желудке? – продолжал выдвигать версии Игорь Пантелеевич.

Николаев, не обнаружив в рядах судейского коллектива ни жалости, ни возмущения, ни скорби, а только приглушенный смех, рассердился. Высказав пожелание «быть начеку», он объявил экстренное заседание закрытым. Почему судьям Центрального районного суда нужно быть начеку в связи с купанием в кефире технолога молокозавода, Николаев не объяснил.

Следующим неожиданным событием для Струге был срыв процесса, назначенного на десять часов утра. Первый и единственный процесс на сегодняшний день, который должен был занять всю последующую неделю, прекратился, не начавшись. Уже в конвойном помещении суда с подсудимым случился сердечный приступ, и его пришлось в срочном порядке увозить в больницу для оказания помощи. После обширного инфаркта о продолжении судебного следствия не могло быть и речи. Жизненный парадокс – человек, совершивший на территории Тернова восемь грабежей, оказался слабым на сердце. Страх перед судом оказался настолько силен, что медики боролись за его жизнь.

Тем не менее такое начало судебного процесса было для Антона Павловича не ново. Гораздо неприятнее смотреть, когда инфаркт происходит у тебя на глазах, в зале суда. Было и такое.

День оказался свободен, а это означало, что остаток рабочего времени можно потратить на приведение в порядок других дел да заодно проконтролировать работу Алисы. Девушка старалась вовсю. После исторической «пропажи» дела, произошедшей всего месяц назад, она доказала Струге и всем остальным, что способна хранить верность и порядочность даже в те минуты, когда мир валится и рассыпается в прах.

Однако это не то необычное, что случилось с Антоном Павловичем в утро четверга, восьмого мая. Когда Алиса, довольная после проверки Струге дел, тихо напевая, укладывала дела в сейф, кабинетная дверь распахнулась, и на пороге материализовался Павел Максимович Левенец. Атласный черный цвет его мантии оттенял белое, как молоко, лицо. Либо контраст цветов сыграл свою роль, либо Левенцу на самом деле было плохо.

– Алиса, у нас в кабинете кофе есть? – спросил Антон, не сводя глаз с молодого судьи.

Алиса сказала, что утром она купить не успела, поэтому, если Антон Павлович не возражает, она сходит сейчас. При этом немного неприязненно глядя на Левенца, она состроила на лице гримаску – «Могли бы попросить, чтобы я вышла, и я бы вышла. Кажется, я уже проверенный боевой товарищ?!»

Тем не менее «проверенный боевой товарищ» свое место знал и никогда не пытался выйти за рамки отведенной роли. Глядя на деньги, протянутые Струге, она презрительно фыркнула и вышла вон. За «кофе».