Дон Уинслоу - Жизнь и смерть Бобби Z

Ну что ж, думал Джонсон, если тесное общение с задницами юных итальянцев сказывается на умственных способностях, то Брайан сейчас уже должен бы докатиться до полного идиотизма – что да, то да.

Уэртеро продолжил:

– При этом Брайан не по-джентльменски стремится свалить вину на Элизабет. Говорит, что Элизабет предупредила Бобби о моих планах относительно его. Если это правда – а скорее всего это так, – то я могу упрекнуть Брайана лишь в том, что он необдуманно поделился моими планами с Элизабет, хотя он знал: некогда она и Бобби были любовниками. Если это так, то виновны оба: и Брайан, и Элизабет.

Уэртеро поставил чашку с блюдцем на столик и резко приказал Элизабет:

– Встань.

Та поднялась с кресла, и Джонсон заметил, как по ее телу пробежала дрожь, точно тень через пустыню.

– Повернись.

Элизабет повернулась к ним спиной.

– Халат.

Она повела плечами, и халат сполз с ее спины. Джонсона передернуло: спина и ягодицы женщины были испещрены полосами от ударов и ранами.

Уэртеро спокойно произнес:

– Брайан – чрезвычайно глупый молодой человек, который не понимает – вернее, он не в состоянии понять – природу такого рода женщин. Я знаю Элизабет, мистер Джонсон. Она была давней подругой моей покойной дочери. Возможно, ее лучшей подругой. Не так ли, Элизабет? Я знаком с Элизабет много лет, она часто гостила в моем доме.

Элизабет – теплая, милая, очаровательная, умная и ленивая. У нее тело куртизанки, и это для нее – благословение. Но у нее и душа куртизанки, а это для нее – проклятие. Брайану не удалось понять, что такие женщины не боятся боли. Разумеется, они не любят боли, иначе быть не может, но они ее не боятся. Она бы не предала свою любовь из страха перед болью… Ты можешь повернуться.

Элизабет повернулась к ним лицом и спросила ровным, непринужденным тоном:

– Могу я надеть халат?

– Пожалуйста.

Она не спешила. Медленными, текучими движениями наклонилась, подобрала халат и накинула его на плечи. Чуть поморщилась, когда шелк прикоснулся к спине.

– Такая женщина боится другого, – поучительно сказал Уэртеро. – Не боли. Уродства.

Он поднялся с кресла и подошел к Элизабет.

– Взгляните на это лицо, – призвал он. – Оно прекрасно. Такая женщина боится стать безобразной. – Указательным пальцем он медленно провел по ее лицу ото лба до подбородка. – Скажем, глубокого разреза отсюда досюда. Сделанного лезвием тупого ножа, так что даже самый искусный хирург не сумеет… – Он сжал свою крупную кисть в кулак и мягко тронул им ее лицо, продолжая: – Или, может быть, ей раздробят скулы, или нос, или глазницы. Болезненно? О да, но это не тот страх, который заставит ее предать возлюбленного, нет-нет. Ее способна подвигнуть на такое лишь боязнь лишиться красоты. Боязнь уродства. Прав ли я, Элизабет?

– Да.

– Да?

– Да.

– Пожалуйста, сядь.

Они оба опустились в кресла.

– С таким мужчиной, как вы, все проще. – Теперь Уэртеро обращался к Джонсону. – Вы ведь хотите жить, да?

– Ага.

Уэртеро кивнул, немного посидел, погруженный в раздумья, позволяя тишине поглубже пробраться в тех, кто его окружает. Джонсону не хотелось это признавать, но трюк работал: он уже успел порядочно испугаться, когда Уэртеро вновь начал говорить:

– Итак… за ваши предательства и ошибки я приговариваю тебя, – кивнул он в сторону Элизабет, – к лишению красоты, а вас, мистер Джонсон, – к смерти.

Джонсон увидел, что Элизабет чертовски побледнела, да и сам он почувствовал, как кровь отлила от щек.

– Но я откладываю исполнение приговора, – добавил Уэртеро. – Отложенное наказание, назовем это так. И имейте в виду, что в любой момент, когда вы мне понадобитесь, мне достаточно будет всего лишь протянуть руку, ибо вам не хватит целого мира, чтобы спрятаться. Назовем это условное освобождение как знак взаимного доверия, согласны?

– Ну и как нам снять с себя наказание? – спросил Джонсон. Резко, грубо, потому что он устал от всей этой мексиканско-джентльменско-рыцарской белиберды и рука у него болела все сильнее.

Уэртеро не мог не заметить грубости тона, но, по всей видимости, ему было наплевать, иначе он бы прихлопнул Джонсона, как муху.

– Нет ничего проще, – ответил Уэртеро. – Доставьте мне Бобби Зета.

– Действительно – раз плюнуть, – усмехнулся Джонсон.

– Доставьте мне Бобби Зета, скажем, в течение тридцати дней, – предложил Уэртеро. – Иначе приговор будет приведен в исполнение. – С этими словами Уэртеро улыбнулся, встал и вышел из комнаты.