Буало-Нарсежак - Любимец зрителей [сборник]

– Белый «Пежо-204»?

– Да… Лучше уж я вам сразу скажу – ей здорово досталось.

– Но в котором часу это случилось?

– В три часа ночи.

Назови полицейский другое время, скажем двадцать три часа или полночь, Шаван был бы менее подавлен. Но три часа ночи! В этой цифре есть нечто чудовищное, не поддающееся никакому объяснению.

– Она наверняка жала на все педали, – продолжал дежурный. – В три часа ночи, зимой, на бульваре ни души. Нам кто-то позвонил, не назвавшись разумеется. Может, сосед, разбуженный металлическим лязгом, – ведь когда машина разбивается на все девяносто процентов, это слышно, клянусь вам.

Шавана обуревало желание крикнуть: «Хватит! Хватит!» Его осаждало слишком много невыносимых картин. Он задыхался.

– Поищу вам сумочку, – сказал полицейский. – Ее содержимое в целости и сохранности, включая документы жертвы. Благодаря им-то нам и удалось связаться с вами.

Он извлек из шкафа дамскую сумочку.

– Узнаете?

– Да, конечно.

То была красивая кожаная сумочка с инициалами «Л. Ш.» По ней пролегла длинная царапина.

– Прошу вас поставить свою подпись под распиской о вручении.

Шаван расписался и положил сумочку себе в чемодан.

– Как вы считаете, смогу я повидать ее… мою жену? – чуть ли не стыдливо спросил он.

– В это время – наверняка нет. Возможно, завтра утром, но дежурный всегда сможет вам сказать, что с ней. Не падайте духом.

Все ему твердят одно и то же: «Не падайте духом!» Как будто худшее у него еще впереди.

Перед его глазами порхали бабочки-снежинки.

Шавана впустили в безлюдный голый зал, показавшийся ему таким же бесчеловечным, как и полицейский участок.

– Дежурная сестра сейчас подойдет.

Шаван сел и поставил у ног свой чемоданчик. Он чувствовал себя униженным, ущербным и виноватым за все, чего не понимал. Отныне люди, с которыми он соприкасается, станут относиться к нему подозрительно, начиная с Людовика. «Ты позволял Люсьене выходить из дому по вечерам? Если вы не ладили, ты должен был мне сказать». Сказать? Но что? Еще и еще раз – как установить связь между его письмом и несчастным случаем? Подспудная мысль о том, что Люсьена пыталась покончить самоубийством, продиралась в его мозгу на свет божий. Но он ее отвергал. Просто отметал ее от себя. Такую мысль породили усталость, переливание из пустого в порожнее, одиночество.

Начать с того, что себя не убивают, сознательно бросаясь на фонарный столб.

Позади Шавана открылась дверь. Вошла медсестра. Она была, как и он в своем вагоне-ресторане, в белом, что внушало ему чувство доверия, точно их сближала тайная солидарность. Он поднялся.

– Как она себя чувствует?.. Я мсье Шаван. Прошлой ночью моя жена пострадала в автомобильной катастрофе.

– Она чувствует себя настолько хорошо, насколько это возможно.

– Могу я ее увидеть?

– Сейчас еще рановато… Приходите завтра.

– Но в каком она состоянии?

– Присаживайтесь, мсье Шаван. Врачи опасались, что у нее трещина в черепной коробке, поскольку на левой стороне заметен след от сильного ушиба. В момент столкновения машины с фонарем вашу жену, по-видимому, швырнуло на косяк дверцы. И если бы ремни не самортизировали удара, по всей вероятности, она бы погибла. Но рентгеновские снимки точно установили – трещины нет. Несколько кровоподтеков на руках, плече…

– Короче говоря, она выкарабкается, – сказал Шаван.

Медсестра задержала на нем взгляд, глаза ее, похоже, улыбались не часто.

– Полной уверенности нет, – сказала она. – В данный момент она впала в кому.

От этого слова, такого же ядовитого, как «рак» или «инфаркт», у Шавана защемило сердце.

– Завтра проведут новые исследования, – продолжила сестра. – Не исключены осложнения. Доктор пока держит свое мнение при себе.

– Какие именно осложнения?

– Ну, знаете… Мозг мог пострадать сильнее, чем предполагают.

– А эта кома – она длится долго?

Медсестра кивнула. Взгляд ее смягчился.

– Иногда неделями, месяцами… Ничего нельзя загадывать. Но будем уповать на лучшее. Все мы надеемся, что вскоре возвратим вашу жену, но, повторяю, в данный момент предсказать что-либо определенное невозможно.

Шавану не оставалось ничего иного, как смириться и уйти.

– Эта кома, – пробормотал он, – в чем она проявляется? Может ли моя жена двигаться? Если я с ней заговорю, она меня услышит?

– Приходите опять завтра, после полудня… или даже перед обедом, после процедур, – терпеливо ответила медсестра. – Доктор вам все скажет.