Александр Белов - Жизнь после смерти

Они дружно ввалились в тесную бытовку. Кос бесцеремонно уселся прямо на постель. Пчела примостился на грубо сколоченной табуретке, Фил скромно остался стоять у двери. Все трое такие, какими он знал их все эти годы и запомнил навсегда.

Сейчас реальностью были они, причем именно такие – веселые, красивые, полные жизни. А те страшные, залитые кровью трупы с резанными и колотыми ранами были лишь ночным кошмаром, о котором не стоило вспоминать.

– Здорово, братуха! – закричал Пчела. Совсем так, как он орал, увидев Белова, когда тот вернулся из армии.

– Мы с тобой, брат! – радостно осклабился Кос. – Как ты тут без нас, не скучаешь? Вижу, развлекаешься! – Он заговорщицки подмигнул и скосил глаза на спящую Лену.

Из всех троих только Фил молчал. Наверно потому, что в последний раз они разговаривали очень давно. К тому же он всегда был молчуном. Но тут он серьезно взглянул на Александра и вдруг спросил.

– Что, Саня, хреново тебе тут одному?

Остальные тоже перестали ржать и посмотрели на Белова с печалью. И ему вдруг стало до слез, до боли жалко себя и всех остальных – друзей, маму, жену Фила. Жалко оттого, что так бестолково прожили они свои жизни, что так нелепо и преждевременно ушли в тот, иной мир. И тех, кто остался жив, тоже было жалко. Жену и сына, брошенных на произвол судьбы, Ленку с изуродованным лицом, родителей Пчелы. Да мало ли людей, кому он так или иначе испортил жизнь своим, пусть и невольным, вмешательством? А он еще бахвалился своими домами и фирмами! Перед кем? Кого обманывал? Себя или Бога?

– Мне жить не хочется, – просто и честно признался он.

Братья подошли ближе. Лица их были строги.

– Не свисти, брат. Хочешь – не хочешь – тебя никто не спрашивает. Ты живой, значит должен жить.

Белов попытался улыбнуться, хотя больше всего ему сейчас хотелось по-детски разреветься.

– Да, пока живой. Только боюсь, братья, это не надолго. Так что скоро встретимся. А пиво у вас там есть? Накрывайте поляну. Как тогда, после армии.

Фил снова нахмурился. Видно год, проведенный им в коме, между жизнью и смертью, лучше, чем остальных, подготовил его к иной жизни.

– Кончай дурака валять, Саня. Ты живой, и срока своего знать не можешь. Может, потому и живой еще, что свой путь не до конца прошел…

Белов рванулся с постели, забыв про боль.

– А вы? Разве вы свой путь прошли?!

Он не рассчитал движения и изо всех сил заехал локтем в стену. Хлипкое сооружение заходило ходуном. И в тот же миг братья исчезли, словно не стояли только что рядом, тесно обступив его постель.

– Значит, и за нас пройдешь!… – донеслось до него как будто откуда-то из неизмеримой дали…

– Саша, что с тобой? – над его кроватью застыла испуганная Лена.

– Так, ничего. Кошмар приснился, – пробормотал он.

Лена налила воды в стакан и протянула ему.

– Вот, выпей воды, – она наклонилась к Саше, вытерла ладонью пот с его лба.

– Не хочу, спасибо. – Он отвел ее руку и вдруг почувствовал ее запах.

Тот самый, давно забытый запах ее тела. Тела любимой женщины.. Это был запах его первой любви.

– Иди ко мне, – Белов потянул Лену к себе. Внезапно он ощутил небывалый прилив сил

и жажду жизни. Что ж, пока он жив, будет жить. До конца или не до конца, но он пройдет свой путь. Просто будет идти, пока сможет. Лена попыталась успокоить его.

– Что ты делаешь? Тебе же нельзя, ты больной!

– Уже можно.

Он повалил ее на себя и не почувствовал никакой боли. Наоборот, его организм, казалось ему, разрывается от избытка здоровья. Он забыл, когда последний раз ощущал такую энергию, такое желание жить…

Правда, поначалу, какое-то время, Лена сопротивлялась. И вдруг ее тоже охватило желание. Может быть, это была память тела, а может, осознание того, что все эти годы она любила Сашу, ждала его. И дождалась!

Белов почувствовал ее настроение и ответил новым приливом сил и энергии. Былое чувство хлынуло неудержимым потоком, сметая воспоминания, сомнения и ложный стыд.

Пика они достигли одновременно и, не останавливаясь, еще долго изматывали друг друга, то поднимались к вершинам счастья, то проваливались в полузабытье, пока не замерли, наконец, в полном бессилии. Потом они долго лежали неподвижно, и, казалось, не было силы, способной заставить их пошевелить хоть пальцем.

И тут в стену бытовки с грохотом ударило что-то тяжелое. Похоже – кирпич!

Следом раздался громкий голос.

– Ленка, сука! Какого хрена закрылась? Открывай, блин! Или гребаря завести успела, пока я у мусоров на киче парился?