Владимир Колычев - Я промазал, опер – нет

Я открыл дверь, чтобы выбросить сигарету. Поезд уже набирал ход, и межвагонная сцепка в буферном пространстве б у хала и стучала... Поезд набирал ход. Значит, станция уже где-то позади. Что, если?..

Дурное предчувствие вытолкнуло меня из тамбура к последнему купе, дверь в которое была закрыта. Одно из двух: или девушки там уже нет, или она ждет меня с пистолетом в руке... На пулю я нарываться не хотел, поэтому надумал и третий вариант. Девушка – никакой не киллер и стрелять в меня не будет. Мы спокойно разберемся в ситуации и расстанемся друзьями...

Дверь легко поддалась моим усилиям. На всякий случай я отскочил в сторону. Мало ли – вдруг грянет выстрел или сработает граната, поставленная на растяжку. Не заметив проводницу, я едва не налетел на нее.

– Мужчина, ну чего вы? – подняв поднос, возмущенно протянула она. – Мало выпили?

– Извините.

Женщина несла чай в предпоследнее купе, а то, в котором ехала девушка в красном, было пусто. Никого. Только разобранная постель на нижней полке.

– А что, здесь никто не едет? – спросил я у проводницы, когда она вышла из обслуженного купе.

– Безобразие! – выморочно закатив глаза, выразила она свое фальшивое возмущение. – В поезде мест нет, а это пустует!..

Я понимал, о чем она сожалела. Лето, пора отпусков, билеты на московские поезда в дефиците, целое купе свободно, а левых пассажиров, как назло, нет. И некого подселить сюда, за отдельную, разумеется, плату.

– А девушка здесь была, в красном костюме!

Пышнокудрая, крутобедрая проводница окатила меня уличающим, но скорее одобрительным, чем осуждающим взглядом.

– Что, поразвлечься не с кем?

Вряд ли она намекала на свою кандидатуру, но всем видом давала понять, что к мужскому распутству она относится терпимо. Но меня ее экивоки не волновали. Я вел себя как пес, учуявший добычу, и готов был рвать всех и вся на своем пути.

– Девушка здесь была! Где она? – ожесточенно спросил я.

– Так вышла... – растерянно захлопала глазами женщина. – Забрала вещи и вышла...

– В красном костюме?

– В красном костюме, – кивнула она.

Теперь ясно стало, почему чернявая успела покинуть поезд до отправления. Она не стала переодеваться, собрала вещи в сумку и ушла в чем была...

– А билет? Где ее билет?

– Э-э, не было билета... – смутилась женщина. Но, спохватившись, попыталась исправить положение: – То есть был билет, но она его забрала...

– Черт!

Я бросился в тамбур, открыл дверь, выглянул из вагона. Перрон уже далеко, даже если спрыгну, все равно не смогу задержать беглянку. Она же не будет ждать, пока я брошусь за ней в погоню. С поезда она сошла, чтобы скрыться. И скроется...

Но все же я не сдавался. Нахрапом узнал у проводницы название станции, вооружился мобильником, зашел в пустующее купе, закрылся в нем, связался с Дарьей.

– Я тут уже в работе, – сказал я, одной рукой подняв одеяло брошенной постели. – Кажется, киллера нашел...

Под одеялом ничего не было, под подушкой тоже. Я тщательно обследовал место, где сидела чернявая. Вдруг что интересное обнаружу.

– Какого киллера?

– Киллершу. Которая Олесю... В поезде со мной ехала. Я ее по фотороботу опознал. И она меня тоже. Поэтому она уже не едет. Сбежала.

– А ты?

Я отнял телефон от уха, поднес его поближе к окну, чтобы Дарья могла слышать перестук колес.

– Понятно.

Я назвал станцию, на которой сошла чернявая. И попросил, чтобы Дарья связалась с местной милицией, вдруг беглянку удастся задержать.

– А ты уверен, что это она?

– Ну, на все сто процентов уверенным быть нельзя...

Я поднял полку, заглянул в багажную нишу. Сумки там или чемодана не увидел, зато в глаза бросилась фотография Олеси... Плохая фотография, ксерокопия из паспорта, но все же я легко узнал ее. Да и как не узнать дорогие для сердца черты?..

– Теперь уверен на все сто, – потрясенно пробормотал я, поднимая листок.

Олеся смотрела на меня сухо, сосредоточенно. Не было в ней чувственности, на которую как мухи на мед летят мужчины. А в некоторых случаях и женщины... О женщине я подумал, глядя на контуры накрашенных губ, оставленных на фотоснимке. Кто-то поцеловал Олесю в лоб. Помада красная, как венозная кровь. И губы тонкие, как у беглянки...

– Она Олесю здесь оставила, ее фотографию... Как будто нарочно, чтобы посмеяться... Знаешь, что такое поцелуй смерти?

Я сидел на краешке свободной полки, склонив голову на грудь и свесив листок с фотографией.

– Ну, есть такая сентенция, – ответила Дарья.