Роберт Крейс - Правило двух минут

Холмен уставился на свою руку. Она лежала у него на колене, как шевелящий клешнями краб.

— Я давно перестал на что-либо надеяться.

— Значит, мы договорились. Я передам ей ваш новый номер, но ни к чему подталкивать не стану. А пока, если смогу, буду отвечать на ваши вопросы касательно расследования и сообщать, если у нас появится что-нибудь новое.

— А как насчет похорон?

Леви ничего не ответил. Холмен молча повесил трубку, спустился и стал ждать в вестибюле, когда покажется Перри.

— Мне снова нужна машина, — сказал Холмен.

— Есть лишняя двадцатка?

Холмен поманил его бумажкой, и Перри буквально вырвал ее у него.

— Вернете в целости и сохранности. Предупреждаю. Я ее пока что не проверял, но я хочу, чтобы машина была на ходу.

— А мне нужен телевизор.

— У вас такой вид, будто случилось что-то ужасное. Если вы беситесь оттого, что вчера вечером не смогли посмотреть телевизор, прошу прощения, но он на складе. Я сейчас пойду и заберу его.

— Я не из-за телевизора бешусь.

— Тогда почему вы так смотрите?

— Слушайте, дайте мне эти чертовы ключи.

Холмен взял принадлежавший Перри «меркьюри» и поехал на юг, в промышленный район. Добираться автобусом было бы умнее, но уж слишком долгой представлялась ему дорога. Он ни разу не превысил скорость и с опаской поглядывал на других водителей.

Холмен приехал на работу на десять минут раньше и припарковался за углом здания: ему не хотелось, чтобы его начальник, Тони Гилберт, видел его за рулем. Гилберт был знаком с «системой проката» в среде обитателей ОИЦ и знал, что прав у Холмена пока нет.

Холмена устроили на работу в компанию по производству афиш и объявлений, а точнее, в типографию, занимавшуюся художественным оформлением рекламных щитов. Плакаты печаталась на больших листах, похожих на обои, которые затем разрезались и в рулонах рассылались по всей Калифорнии, Неваде и Аризоне. Уже на местах специальные бригады раскатывали эти рулоны и наклеивали их в виде больших полос. В течение последних двух месяцев Холмен несколько часов в день работал в типографии: он загружал рулоны пяти-, шести- и восьмифутовой ширины в принтер, следил, чтобы бумага не мялась, а автоматические обрезные станки делили ее на равные части. Этим мог бы заниматься и кретин. Холмен освоил работу за пару минут, но был счастлив, что и у него теперь есть ремесло.

Сверившись с часами, он постарался показаться на глаза Гилберту, чтобы начальник знал, что он не опаздывает. Согласно привычному распорядку Гилберт находился сейчас рядом с операторами принтеров, которые отвечали за равномерное распределение цвета и вносили поправки в сегодняшнюю продукцию. Гилберт был невысоким толстяком с лысиной на макушке, придававшей ему особо важный вид.

— Итак, теперь ты официально свободный человек, — сказал он. — Мои поздравления.

Холмен поблагодарил его, но разговор поддерживать не стал. Он не предупреждал секретаршу о возможном звонке вдовы Ричарда. После разговора с Леви он ни на что не надеялся.

Все утро Холмена поздравляли с освобождением и с тем, что он принят на полную ставку, и неважно, что он проработал здесь уже два месяца. Холмен то и дело поглядывал на часы, с тревогой ожидая часового перерыва на ланч.

В десять минут двенадцатого Холмен отправился в туалет. Пока он стоял над писсуаром, другой рабочий из ОИЦ, Марк Ли Питчесс, занял соседнюю кабинку. Холмен не любил Питчесса и в течение предыдущих двух месяцев старался избегать его.

— Десять лет — немалый срок, — заявил Питчесс. — Добро пожаловать обратно.

— Ты два месяца виделся со мной пять раз в неделю. Я никуда не отлучался.

— Они тебя все еще на испытательном держат?

— Отвяжись.

— Уж и спросить нельзя. Просто я могу достать тебе наборчик — будешь все время держать при себе образец, так что если кто покатит на тебя бочку, сможешь нассать на него.

— Держись от меня подальше со всем этим дерьмом, ясно?

Холмен закончил и отошел от писсуара. Он повернулся, чтобы посмотреть в глаза Питчессу, но тот стоял, уставившись на стену перед собой.

— Я понимаю, тебе не терпится, так что имей в виду, у меня есть все: любая аптека, кокаин, героин, оксикодон. Все, что душе угодно.

Питчесс отряхнулся и застегнул молнию, но уходить не собирался. Он стоял, по-прежнему глядя на стену. Кто-то нарисовал на ней член с маленьким овалом, в который вписываются слова. Член говорил: «Покури меня, сучка».

— Просто хотел помочь брату.