Сергей Майдуков - Клянусь отомстить

Юрий знал, что, когда из ярко освещенного места поджигатель переместится в темноту, он некоторое время будет слеп, как крот, поэтому не особо заботился о засаде. Просто встал за побеленным стволом то ли яблони, то ли груши и стал ждать. Это не заняло много времени. Озаряемый пламенем силуэт побежал прямо на него. В нужный момент Юрий выступил и нанес удар.

Как это часто случается с профессионалами своего дела, наемника подвела самоуверенность. Он не уважал братьев Балабановых и, соответственно, недооценил их как противников.

Удар согнутыми пальцами, нацеленный в кадык бандита, пришелся ему в подбородок. Балабан-2 не только успел наклонить голову, но и первым выхватил оружие.

Не позволяя ему выстрелить, Юрий прыгнул на него. Пистолет отлетел на безопасное расстояние, но противник сдаваться не собирался. Они принялись кататься по земле, стремясь занять позицию сверху.

Это походило на сцену из старого боевика, снятого в ту наивную пору, когда считалось, что кино должно хоть немного соответствовать правде жизни. Герои тогда не летали по воздуху, не бегали по стенам и не осыпали друг друга градом эффектных ударов, способных убить быка, но почему-то не причиняющих вреда им самим.

Балабан и Юрий страшно вымотались за те две или три минуты, которые провели в рукопашной схватке. Они не замечали отсветов близкого пожара, не слышали громких хлопков лопающихся стекол, хруста черепицы и треска пламени. Оба были полностью сконцентрированы на схватке. Ни одному из них не удавалось вывести противника из строя. В какой-то момент Балабан чуть было не завладел пистолетом Юрия, и теперь тот тоже валялся неподалеку, занимая мысли дерущихся, как и первый ствол, такой же близкий и недостижимый.

Юрий решил позволить противнику подмять себя и нанести несколько ударов сверху, чтобы усыпить его бдительность, сбросить и все же схватить пистолет. Балабан, торжествуя, заработал кулаками, не замечая, что всякий раз они попадают в подставляемые предплечья и кисти рук. Дав ему покуражиться, Юрий опрокинул его, а сам вывернулся и протянул руку к пистолетной рукоятке…

Пистолета не оказалось там, где он видел его совсем недавно.

Оружие находилось в чужой руке, дуло его было направлено Юрию в лицо.

Приблудная кошка второй раз спасла Женьке жизнь. Как будто кто-то подослал ее специально для этой цели. Как еще объяснить это чудо?

После расправы с бандитами, проникшими в дом, Пенелопа упорно отказывалась спускаться вниз, избрав местом обитания второй этаж. Пришлось перенести туда ее миски и ящик с песком. Кошка восприняла это, как должное. Она вообще стала относиться к Женьке настороженно. Перестала общаться, начиная разговор своим красноречивым «мяв». Он делал вид, что ему все равно, но на самом деле такое холодное отношение его задевало. Однажды Женька не выдержал, вытащил упирающуюся Пенелопу из-под шкафа, посадил перед собой и заставил так сидеть, удерживая за холку.

— Вот что, — сказал он в жмурящиеся зеленые глаза. — Я не заставляю тебя меня любить. Но, прежде чем воротить нос, ты должна меня выслушать. Те двое, которых я закопал, бандиты. Они убийцы и пришли убить меня. Ты предпочла бы, чтобы они это сделали? А кто сейчас кормил бы тебя, менял воду и песок? Кто возился бы с тобой, добиваясь твоего расположения? Не закрывай глаза, не закрывай. Смотри на меня. Слышишь, что я тебе говорю? Понимаешь?

— Мяв, — сказала Пенелопа.

— Вот и хорошо, — кивнул Женька, отпуская ее пеструю шубку. — А теперь решай, что нам делать дальше, как жить вдвоем. Будем кукситься или помиримся?

— Мяв!

— Мир, значит?

— Мяв!!

— Вот и хорошо, — улыбнулся Женька.

Так были восстановлены взаимопонимание и добрососедские отношения между человеком и кошкой. Но вниз Пенелопа переселяться не пожелала. Складывалось такое впечатление, что там сохранилось нечто такое, с чем она не собиралась мириться. Женька походил возле двери и почувствовал, что ему тоже там неуютно. Возможно, срабатывало самовнушение, но ощущения от этого не становились приятнее. Точно такое отвращение вызывал у Женьки отдаленный угол двора, и, направляясь к уборной, он никак не мог отделаться от чувства, будто кто-то сопровождает его, грозясь схватить холодными бесплотными руками.

Чушь! Работа болезненного воображения! Дешевая мистика!

И все же ничего поделать с этим не удавалось.

— Будем жить наверху вместе, — сказал Женька Пенелопе.