Кирилл Казанцев - Судить буду сам

Более того, вместе с подругой она начала посещать секцию самообороны для девушек и женщин, которую на общественных началах в одном из спортзалов вел отставной опер. И, надо сказать, уроки, полученные на этих занятиях, однажды ей очень пригодились.

Жанне было уже восемнадцать, когда «папочка», улучив момент, в отсутствие матери напал на нее сзади. Сдавив горло девушки своими жесткими, сильными пальцами, отчего она даже потеряла сознание, он поволок свою жертву в спальню, надеясь наконец-то «обломать» неуступчивую падчерицу. Но… На мгновение придя в себя, Жанна нанесла подонку сокрушительный удар локтем в солнечное сплетение. Падая, тот припечатался виском к углу деревянной спинки кровати. Прибывшая «Скорая» констатировала смерть отчима.

Когда старший лейтенант Данилин увидел перед собой юную подозреваемую, то сразу же понял, что если это большеглазое создание отправится в тюрьму, ему надо будет достать свой пистолет и застрелиться. И он немедленно оформил отказную в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления.

Через два месяца они поженились. Через год у них появился сын. Его назвали Максимом. Потом появилась и дочка, Иришка. Когда они с Жанной и детьми прогуливались по улице, до них не раз доносилось: «Боже, какая красивая пара! Какие у них чудесные дети!» В такие моменты Жанна сердито шептала:

– И чего нахваливают? Господи!.. Уж какие есть, такие есть. Как бы не сглазили…

Данилин над ее опасениями посмеивался, считая их пустыми женскими страхами. Он по-прежнему числился среди лучших специалистов сыска и за эти несколько лет дорос до майора, успешно вылавливая и домушников, и мокрушников, и карманников.

И вот теперь ему поручили расследование загадочной гибели двоих студентов, сыновей весьма известных в городе персон. Прибыв на место происшествия, где уже работала опергруппа районного ОВД, в зоне ответственности которого находился этот участок дороги, Юрий Данилин пообщался с пожилой супружеской четой и несколькими молодыми людьми – приятелями погибших – и был крайне озадачен поведением последних и их манерой держаться. Но приличный стаж работы в органах приучил его ничему не удивляться и не делать скороспелых выводов.

Моделируя ситуацию на листе бумаги, он со слов хозяина «Жигулей» составил схему расположения машин на трассе перед тем, как все произошло. Увиденное его несколько удивило – а с чего это вдруг иномарки, выстроившись цепочкой, шли параллельным курсом с «Жигулями»? Причем не обгоняя и не отставая, примерно с полминуты до того самого момента, когда внезапно прогремел взрыв?

В его памяти невольно всплыли несколько случаев загадочных ДТП, когда опытные водители, совершенно трезвые люди, внезапно улетали в кювет. Причем не на самых опасных участках трассы. Те, кому удалось выжить во время этих катастроф, уверяли, что их нагло, беспардонно «подрезали» какие-то иномарки. И, как не раз отмечалось пострадавшими, самое гнусное тут было то, что, спровоцировав аварийную ситуацию, негодяи тут же исчезали с места происшествия, совершенно не подумав о необходимости помочь людям, по их же вине попавшим в беду.

Первый, с кем из приятелей погибших пообщался Данилин, был двадцатидвухлетний Рогалин Георгий Валерьевич. Парень говорил неохотно, как будто делал оперативнику одолжение. Однако он вынужден был сообщить, что в сгоревшей «бэхе» ехали его друзья – Роман Фоломьев и Геннадий Забунто. Услышав знакомые фамилии, Юрий уточнил, уж не родственники ли они известных всему Меднореченску Альберта Фоломьева и Аристарха Забунто, на что услышал высокомерное:

– Именно. Это их сыновья…

– Поня-а-а-тно… – окинув свидетеля ироничным, изучающим взглядом, опер кивнул головой. – Тогда вы, надо понимать, сын зама спикера Рогалина?

– Да, это мой отец. А что? По этому поводу есть какие-то вопросы?

Но майор никак не отреагировал на его вызывающий тон. Более того, громкие фамилии, похоже, не произвели на него должного впечатления. Что бы это могло значить? Что вообще вообразил о себе этот мент?! К глубочайшему внутреннему недовольству Рогалина, опер ничуть не переменился в лице, услышав подобное «откровение», как если бы речь шла о каком-нибудь дворнике. Гога чувствовал и понимал безусловное превосходство над собой этого аристократичного, интеллигентного мента, который наверняка в душе был совершенно глух к громким титулам родителей членов их компании. Его ироничный, умный взгляд вызывал неприязненную ненависть, поскольку было ясно, что этого мента на «понт» не возьмешь. Он явно был человеком грамотным и эрудированным. Разговаривая с Гогой, он за словом в карман не лез. А когда тот – словом ли, интонацией ли – пытался поддеть и уязвить его, майор, не роняя себя до вульгарного хамства по принципу «сам дурак!», очень тонко и достойно ставил его на место, тем самым окончательно выбивая почву из-под ног.