Андрей Молчанов - Канарский вариант

Если бы в эту минуту Алихан увидел лицо интеллигентного добродушного паренька, он бы мигом утратил овладевшую им эйфорию: в глазах Генри появился стылый свинцовый блеск, а на скулах заходили ожесточенные желваки.

Закрыв чемодан, Генри вышел на палубу, рассеянно и светло улыбнувшись облокотившемуся на леера проходимцу, любующемуся на прелестную средиземноморскую синь: яхта уже шла у берегов Франции, держа курс к Ницце.

Девочки беспробудно спали после вчерашней веселой попойки, а похмеляющийся баночным пивом Марлоу, ближайший дружок и извечный спутник Генри в морских путешествиях, мужественно нес вахту у руля.

Марлоу был паренек не из нервных и отличался сообразительностью, а потому, выслушав короткий рассказ приятеля о содержимом чемоданчика пассажира, отрывисто произнес:

– Чертов бандит может захватить судно!

– В том-то и дело, - уныло подтвердил Генри.

– Стопорим дизель, берем спиннинги…

Дальнейшие действия мореходов отличались давно выработанной слаженностью и близким к телепатии единомыслием.

На третий заброс блесны Генри радостно вскричал, что подцепил меч-рыбу, и, заинтересованный его выкриком, Алихан перегнулся через леера, вглядываясь в желтоватую струну лески, уходящую в легкую волну.

Одного толчка сильных рук Марлоу оказалось достаточно, чтобы зазевавшийся попутчик оказался в воде.

– Мне очень жаль, сэр! - помахал Генри рукой изумленно взиравшему на него Алихану, безуспешно скребшему пальцами по гладкому боку яхты, отворачивая, ложащейся в крутой бакштаг.

– Что скажем девочкам? - озабоченно спросил Марлоу.

– Что они проспали порт, в котором сошел пассажир, - пожал плечами, мягко и печально улыбнувшись, Генри.

Алихан провожал долгим, исполненным ненавистью взглядом отдаляющееся от него судно, еще не веря, что проклятые сопляки сумели так ловко провести его, сбросив за борт, как мешок с камбузными отходами.

Он непростительно и глупо расслабился, позволив себе пренебречь явственно отмеченной им тенью двуличия, время от времени мелькавшей на лице этого благостного англичанина, в ком, тем не менее, не ощущалось ни малейшей способности к откровенному и жесткому насилию.

Он ошибся. Парни наверняка покопались в его багаже, и решительная их отвага продиктовалась самым обычным страхом.

Кому доверился! Отпрыскам лицемернейшей и коварной нации, недаром некогда властвовавшей над всем Востоком!

Скинув с ног кроссовки, он нащупал бумажник в заднем кармане шортов. Там были спасительные кредитки и документы. Спасительные, увы, для сухопутных передряг. Равно как утраченный чемодан с оружием и шпионскими причиндалами. Но да плевать на деньги и чемодан, лишь бы добраться до берега!

Подлые англичане все же оставили ему шанс. Сумеет ли он только проплыть отделяющие его от суши десять - двенадцать миль?

Весенняя средиземноморская вода была чувствительно холодна. Единственное, что утешало, - отсутствие в ней акул. Он был готов утонуть, но только не закончить свою жизнь в пастях прожорливых изворотливых тварей.

Перевернулся на спину, глядя в раскаленное марево дрожащего в вышине солнца.

Плавал он так себе, неважно. И теперь понимал, что отсутствие сноровки неумолимо уносит силы при каждом его дилетантском рывке к скрытому за горизонтом берегу.

С внезапным и острым отчаянием он осознал всю мизерность и случайность этого в общем-то пригрезившегося шанса остаться в живых. Не было никакого шанса, он обольщался.

И тут вспомнился разговор о Боге, затеянный пощаженным ил пареньком, и открылась обнаженно и страшно истина возмездия, и подкатил стыд от той самодовольной и праздной чуши, что он нес с высоты своего невежества, преисполненный уверенной силы и неуязвимости.

Но ведь он же начал, превозмогая зло, становиться другим; он уже сделал робкий шажок, свернув с дороги смерти и вероломства; он же хотел преображения души и ее спасения…

И неужели Бог не отведет ему время?!

И, глядя в качающуюся над головой воздушную бездну, он вознес в нее путаную отчаянную молитву, наполненный не страхом физической смерти, а ужасом несвершенности покаяния на ясно открывшемся ему пути - зримом, но уже недоступном.

И вдруг увидел парус. И загадал уже спокойно и обреченно: если заметят, значит, услышан.

На нашу компанию снизошла отупелая безмятежность банкротов, исповедующих учение и практику стоиков.

Ни скулежа по поводу скаредной судьбы, не расколовшейся на милостивые подарки, ни воздыханий о напрасно потраченном времени и деньгах ни один из членов нашего экипажа себе не позволял. Напротив, мы полагали, что удачно минули рифы значительных неприятностей, возведенных разноликими и многочисленными врагами, отныне бесследно исчезнувшими.